— Я хочу, чтобы ты поделился со мной каким-нибудь своим секретом.
— Я уже все о себе рассказал. Ты хочешь знать, где я спрятал свои деньги на случай, если какие-нибудь из моих инвестиций прогорят?
Изящно взяв в руку ножичек, она отрезала себе кусочек камамбера.
— Я, скорее, имела в виду что-то связанное с твоим отцом и матерью, или, может быть, с твоей ненавистью к Фентонам, или, возможно, с тем, о чем вы с Пам разговаривали сегодня утром в саду.
Кейн был настолько ошеломлен, что некоторое время не мог говорить.
— А не многого ли ты просишь? Может, тебе преподнести еще и мою голову на блюде? С чего это ты решила, что тебе необходимо все это знать?
— Потому что мы теперь женаты.
— Тебе не кажется, что ты суешь свой носик не в свое дело? У многих людей браки оказываются такими, как у твоей матери и этого напыщенного старикана, за которого она вышла замуж. Она из уважения называет его мистером Гейтсом. Ты тоже раньше называла меня мистером Таггертом. Но могу поспорить, твоя мать никогда не задавала Гейтсу таких вопросов, какие задаешь мне ты.
— Ну хорошо. Может быть, я просто ужасно любопытная. Во всяком случае, именно из-за моего любопытства мне захотелось увидеть твой дом, и вот к чему это привело, и…
Она говорила все тише и тише, а одеяло съехало еще на два дюйма.
Кейн лукаво посмотрел на соскальзывающее одеяло.
— Ты и правда быстро схватываешь. Хорошо. Я думаю, мне лучше рассказать тебе кое-что, тем более Пам считает, что через несколько дней об этом и так будет знать весь город.
Он на секунду замолчал, посмотрев на разложенную на полу еду.
— Тебе это вряд ли сильно понравится, но теперь я все равно ничего не могу изменить. Помнишь, я рассказывал тебе о том, как Фентон вышвырнул меня со своей земли, когда я был еще ребенком, за то, что я путался с его дочерью?
— Да, — мягко ответила, она.
— Я всегда думал, что кто-то донес, на нас Фентону, но сегодня Пам призналась, что она сама ему рассказала, — он глубоко вздохнул, вызывающе посмотрел на Хьюстон и продолжил:
— Пам рассказала своему старику, что она ждет от меня ребенка и хочет выйти за меня замуж. Фентон, сволочь, увез ее подальше и выдал за какого-то старикана, который должен был ему много денег. А мне сказал, что Пам не хочет меня больше видеть.
— По этой Причине ты ненавидишь мистера Фентона?
Он посмотрел ей в глаза:
— Нет, не по этой. Я узнал все это только сегодня. Суть моего рассказа заключается в том, что Пам возвращается в Чандлер навсегда — и вместе с ней ее тринадцатилетний сын, который, получается, и мой сын тоже. А по словам Пам, он достаточно на меня похож, чтобы некоторые начали болтать языками.
Хьюстон понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.
— Если скоро об этом узнают, то это и не секрет вовсе, ведь так?
— Всего несколько часов назад для меня лично это было секретом, — со злостью в голосе сказал он. — Я не знал, что у меня где-то есть ребенок.
Своим упрямством Хьюстон, когда это было необходимо, могла побороть кого угодно.
— Я просила открыть мне какой-нибудь настоящий секрет, а не то, что на следующей неделе все и так будут знать и судачить об этом за чаем. Я хочу знать что-нибудь, что только ты знаешь о самом себе, чего не знает даже Эден.
— Какого черта тебе понадобилось обо мне что-то знать? Почему ты не можешь просто снять с себя все лишнее и лечь со мной в постель?
— Так случилось, что я люблю тебя и хочу тебя получше узнать.
— Женщины всего говорят, что они тебя любят. Две недели назад ты была влюблена в Вестфилда. Черт подери! Хорошо, это не твое дело, но я расскажу тебе кое-что, возможно, это тебе понравится. Этим утром Пам приходила, чтобы сказать, что все эти годы она любила меня и хотела, чтобы мы с ней сбежали. Но я отказался.
— Ради меня? — прошептала Хьюстон.
— Разве я женился не на тебе? Не испытывая к твоей идиотской сестре ни капли благодарности, могу добавить.
— Что такое произошло между тобой и Блейр, из-за чего вы друг на друга злитесь?
— В день по одному секрету, — сказал он. — Хочешь еще один — заслужи его. Самый верный способ — убрать всю эту еду с кровати, снять с себя одеяло и пойти потереться об меня.
— Я не уверена, что смогу выдержать эту пытку, — сказала она, в неистовстве сбрасывая еду и одновременно срывая с себя одеяло.
— Мне нравятся послушные женщины, — сказал он, протягивая к ней руки.
— Меня учили быть самой послушной из женщин, — прошептала она, подставляя ему губы для поцелуя.
— Насколько я могу судить, до сих пор ты еще ни разу меня не послушалась… исключая, может быть, только сегодня, в этой хижине. К черту, Хьюстон, но я никогда не думал, что ты окажешься такой: Может быть, ты больше похожа на свою сестру, чем я думал.
Она отстранилась от него.
— Ты тоже думал, что я ледяная принцесса? Он с улыбкой притянул ее к себе.
— Дорогая, а что получается, если соединить пламя и лед?
— Вода?
— Пар.
Он обхватил рукой ее бедра и лег на нее.
Хьюстон нравилось ощущение близости с ним, прикосновение его кожи. Ее предупреждали, что первая брачная ночь будет очень болезненной, но эта ночь доставляла ей только удовольствие, на которое она и не надеялась. Возможно, так произошло благодаря Кейну и тому, что она чувствовала его поддержку и симпатию. Другие мужчины, которые встречались ей в жизни, относились к ней, как к мебели, но сейчас она могла реагировать так, как действительно чувствовала.
Кейн начал поглаживать ее тело, ноги, ее спину, и каждое его прикосновение возбуждало ее так, как никакие комплименты или красивые платья. Она закрыла глаза и отдалась этим замечательным ощущениям: темная комната, потрескивание камина, тепло огня и этот мужчина рядом, большой и сильный, его тяжелые руки, поглаживающие ее тело, проникая в самые скрытые уголки, о которых до этой ночи она сама даже не имела понятия. Он зарылся руками в ее волосы, в беспорядке раскиданные по подушке, а потом провел кончиками пальцев по ее скулам.
Открыв глаза, она увидела на его лице такое нежное выражение, какого никогда до этого не было. Он с жаром смотрел на нее.
— Кейн, — прошептала она.
— Я здесь, малышка, я никуда не уйду, — сказал он, снова начиная ласкать ее.
Когда она опять закрыла глаза, его руки стали более настойчивыми. Он сжал ее бедра и утопил свои пальцы в мягкую плоть. Ее дыхание участилось. Большие, тяжелые бедра прижались к ее гладкому, мягкому телу. Его руки лежали на ее груди, в то время как рот поймал ее губы, и она открылась ему, как цветок пчеле.
