Хьюстон посмотрела на него.
— На нашей свадьбе ты рассматривал других женщин?
— Когда не был занят тем, что смотрел, как ты лазила по цветочным решеткам на окнах. Пораскинув мозгами, должен признаться, что ты выглядела совсем неплохо в одном нижнем белье.
Он погладил ее руку.
Вдалеке виднелся город, где кипела жизнь, которая потребует от них много времени. Сейчас у них была последняя возможность побыть наедине.
Как будто прочитав ее мысли, Кейн снял ее с лошади, обнял за плечи, и они пошли рядом, как будто это была последняя ночь в их жизни.
Когда через два часа они вошли в дом Таггерта, на их одежде была грязь, в волосах застрял репейник, а их лица раскраснелись, Кейн держал Хьюстон за руку, пока не появился Эден.
Эден бросил на них взгляд и, когда он обрел дар речи, сказал Хьюстон:
— Вижу, что ты нашла его. Кейн, там тебя ждут четыре человека и полдюжины телеграмм. И вот еще, Хьюстон, мне кажется, те слуги, которых ты наняла, находятся на грани войны.
Хьюстон почувствовала, как Кейн в последний раз сжал ее руку и затем исчез в глубине дома. Она поднялась по лестнице в свою комнату, чтобы переодеться. Реальность вернулась к ним.
Через десять минут Кейн зашел к ней сказать, что уезжает по неотложным делам и вернется, как только покончит с ними. Он уехал на три дня.
Глава 20
В первые же четыре часа после отъезда Кейна Хьюстон поняла, что замужество оказалось тем, чем она его и представляла. У Блейр могли быть свои амбиции, жажда изменить мир, но для Хьюстон было достаточно просто вести хозяйство того мужчины, которого она любила.
Конечно, управление домом Кейна было, скорее, похоже на командование армией во время войны, но ее специально готовили занять пост генерала.
Первое, что она сделала, это послала записку Джин Таггерт, умоляя ее приехать на несколько дней, чтобы помочь с обустройством дома. Потом Хьюстон написала письмо отцу Джин о том, что хотела предложить его дочери остаться и быть их управляющим. Хьюстон молилась, чтобы Шервин Таггерт, захотел отослать свою дочь подальше от угольного лагеря.
Когда она отправляла посыльного относить это письмо, Хьюстон в первый раз дали понять, что есть вещи, которые не нравятся слугам. Посыльному казалось ниже своего достоинства идти в угольный лагерь, и, как настоящий американец, он не задумывался над выбором выражений.
Хьюстон холодно спросила, нужна ли ему эта работа, и если да, то он будет делать, что приказано, и не будет унижать родных человека, который его кормит. Когда дело было улажено и посыльный отправился в путь, Хьюстон спустилась вниз и стала распределять обязанности других слуг, которых она наняла. Большинство из них продолжали сидеть на голом полу, отказываясь что-либо делать, пока им точно не разъяснят, где начинаются и где кончаются их обязанности. Хьюстон сразу же поняла, почему мисс Джоунз настоятельно советовала брать на работу только опытных слуг.
На следующее утро семь служанок уже драили дом, четверо лакеев сносили мебель с чердака и еще трое помогали миссис Мерчисон на кухне. Снаружи занимались своей черновой работой кучер и два конюха, а четверых молодых, крепких парней Хьюстон отправила ухаживать за садом.
Она сама решила пойти туда, чтобы представиться мистеру и миссис Накасона. Хьюстон изо всех сил пыталась объясним им, что привела в их распоряжение этих работников, но ни она их, ни они ее понять не могли. В этот момент она увидела лицо Яна в верхнем окне.
Утром, помогая ей одеться, Сьюзен рассказала Хьюстон о том, какой скандал закатил этот ужасный Рейф Таггерт после того, как гости разошлись. Просто Сьюзен случайно услышала кое-что. Молодой Ян говорил, как он ненавидит своего кузена Кейна и что никогда не будет жить в его доме. Рейф сказал, что это все пустая похвальба, так как никто не приглашал его сюда. Ян возразил, что его пригласила Хьюстон, но он скорее умрет, чем примет приглашение.
Как раз после этого Рейф с Яном и подрались, и Рейф, ввиду большей весовой категории, легко победил. Рейф сказал, что Ян останется со своим кузеном и будет пользоваться всеми преимуществами, которые могут дать деньги, даже если ему, Рейфу, придется бить Яна каждый день до конца жизни, и еще он сказал, что найдет Яна, если тот, не дай Бог, убежит.
В результате всего этого Ян затворником сидел в комнате, где Хьюстон оставила его в первый день. Миссис Мерчисон была единственной, кто виделся с ним, когда приносила ему еду и книги.
— Книги? — спросила Хьюстон.
— Мальчик вроде бы их очень любит, — сказала Сьюзен. — Миссис Мерчисон говорит, что он читает все дни напролет, и это не очень хорошо. Она считает, ему нужно присоединиться к другим мальчикам и поиграть в бейсбол, а то он совсем не выходит на улицу.
Теперь, когда Хьюстон разобралась с прислугой, ее мысли обратились к Яну. Если мальчик будет жить с ними, он должен стать частью их семьи.
Поднявшись наверх, она постучала в его дверь, и спустя несколько минут он сказал ей, что она может войти. По его покрасневшему лицу она поняла, что он что-то скрывает, и ей показалось, что она заметила краешек книги, торчащий из-под кровати.
— Вы вернулись, — сказал он, как будто обвиняя ее.
— Мы приехали вчера, — заметила она, хотя была уверена, что он это знал. — Тебе нравится твоя комната?
Большая, просторная, светлая комната по размерам была в два раза больше, чем весь дом Таггертов в шахтерском поселке, но в ней не было еще никакой мебели, кроме единственной кровати, покрытой грязной простыней — по причине того, что Ян не слезал с нее уже который день.
— Все в порядке, — проворчал Ян, глядя на мысок своего тяжелого рабочего ботинка.
Опять эта гордость Таггертов, подумала Хьюстон.
— Ян, не мог бы ты мне помочь сегодня днем? У меня есть четверо работников, чтобы носить мебель, но, я думаю, мне понадобится человек, который будет следить, чтобы они не поотбивали углов, пока будут спускать ее вниз. Ты мне поможешь?
Ян сначала колебался, но потом согласился. Хьюстон было любопытно, как же он справится со своими новыми обязанностями, ей казалось, что он будет маленьким тираном. Но он удивил Хьюстон. Он оказался осторожным, предусмотрительным и очень серьезным. Только поначалу, когда ему пришлось применить свою юношескую силу, чтобы установить свой авторитет, он проявил признаки нетерпения. К полудню он настолько вошел в эту роль, что Хьюстон оставалось только указывать места, куда надо было ставить мебель.
Она с изумлением наблюдала за Яном, за тем, так он умело руководил спуском большого письменного стола по главной лестнице. Тут за ее спиной раздался голос Эдена:
— Кейн был таким же. У людей, подобных этим двоим, никогда не было детства. Твои лакеи чувствуют это, и поэтому подчиняются ребенку.
Она повернулась к нему:
