После 1975 года — когда умерла Эллисон Эллиот — никаких записей больше не велось.
К тому времени, когда нужно было уезжать, Майк был полностью захвачен и заинтригован тем, что обнаружил в доме Эллиотов. Иногда ему казалось, что для Саманты и ее отца время остановилось в день смерти Эллисон. Дейв рассказывал о дочери только те истории, которые происходили с ней, когда она была ребенком, до ее двенадцатилетия. Он никогда не упоминал о том, что с ней было, когда она училась в старших классах, или когда жила дома на каникулах, или когда поступила в университет Луисвилла. Майк задавал вопросы по поводу Саманты, вопросы совершенно конкретные, о событиях, происходивших после смерти ее матери, но ни разу не получил прямого ответа. Дейв был уклончив, старался перевести разговор на другую тему.
Именно Майк настоял на том, чтобы Дейв разрешил ему сообщить Саманте о приближающейся кончине отца.
Майк утверждал, что будет несправедливо по отношению к ней, если она об этом не узнает. Наконец Дейв согласился с ним, но потом, как это ни странно, настоял на том, чтобы Майк не встречался с Самантой. Он сказал, что ее следует оповестить, но он не желает, чтобы это сделал Майк, не желает, чтобы он звонил ей, и просит, чтобы к моменту ее приезда Майк покинул его дом.
Майка это задело. Казалось, будто Дейв считает его непривлекательной личностью, недостойной своей драгоценной дочери. Однако Майк выполнил его желание и, попросив соседа позвонить Саманте, улетел обратно в Нью-Йорк.
Спустя две недели Дейв позвонил Майку и сказал, что присылает Саманту к нему, чтобы он заботился о ней после его смерти. Все это звучало так, будто речь шла о падчерице или даже о какой-то неодушевленной посылке.
Майк неохотно согласился передать квартиру Дейва Саманте; по правде говоря, он боялся встречи с ней. Она, наверное, затормозилась в своем развитии, если судить о ее личности по той детской комнате, в которой она жила много лет.
Женщина, которую увидел Майк, действительно была странной, но совсем по-другому, нежели он ожидал увидеть. Порой она была горячей и переполненной эмоциями, как та маленькая девочка, писавшая в дневнике о своих ссорах с матерью. В следующий момент это уже было издерганное существо, пугающееся собственной тени. А то вдруг она становилась холодной, неприступной, изолирующей себя от окружающего мира, не позволяющей к себе прикоснуться.
Но она вовсе не такая холодная и неприступная, думал он. Она боролась с ним, при первой же возможности отгораживалась от него, но порой смотрела на него с такой мольбой о помощи и с такой тоской в глазах, что он не знал, протянуть ли к ней руки или убежать от страха без оглядки.
В тот день, когда он купил ей наряды, в ее взгляде было столько благодарности, что он даже смутился. Наверное, любая женщина была бы рада такому подарку, но Саманта была больше, чем рада — она была счастлива. И дело даже не в нарядах, она, по-видимому, была счастлива из-за оказанного ей внимания, подумал Майк. Казалось, она была благодарна за то, что кто-то заметил, что она существует.
Что же с ней произошло после смерти матери, размышлял он. Что превратило ее из нормальной, взрослеющей девочки, которая ходила на вечеринки и имела друзей, в молодую женщину, которая неделями могла не просыпаться?
Теперь же она цеплялась за него так, как за него в жизни никто еще не цеплялся. Да, она была испугана, и, надо сказать, не без причины, но в том, как она прижималась к нему, было нечто большее. Казалось, она нуждается именно в нем…
Возможно, сам он попал в Нью-Йорк только потому, что стремился сбежать из своего родного городка туда, где он будет не «одним из Таггертов», а самостоятельным, независимым человеком. В Нью-Йорке он мог быть индивидуальностью, а не картой в колоде.
Улыбаясь, Майк погладил Саманту по голове и поцеловал в лоб. Когда растешь в такой большой семье, чувство, что ты кому-то нужен, не слишком часто возникает. Еще с раннего детства ты обнаруживаешь, что если чего-то не сделал, кто-то другой это сделает за тебя. Если ты не накормил лошадей, это сделает другой. Если ты расстроен, как минимум с десяток людей готовы тебя утешить. Но, насколько он мог припомнить, никто ни разу не сказал: «Только Майк способен это сделать» или «Мне нужен только Майк, никто другой не годится». Даже в школе девочки могли запросто променять его на одного из его братьев. Казалось, для них не было существенной разницы.
Но Саманта нуждалась именно в нем. Во всяком случае, так ему казалось. И он прижал ее к себе еще крепче. Обнимая ее, Майк думал, что до их встречи пребывание Саманты в этом доме представлялось ему некоей повинностью, хомутом на его шее, затянувшейся обязательной встречей, где нужно из вежливости ухаживать, зная, что это впустую. Затем на какое-то время его единственной целью стало затащить ее в кровать. И она достаточно жестко дала ему понять, что это ее не интересует. Жестко! Нет, не жестко, подумал он. Жестоко — вот это вернее; жестоко и оскорбительно. И он потерял к ней интерес, дав ей возможность запереться у себя в комнате и спать. Он позволил ей делать то, что она желала. И только Дафния подсказала ему, что Саманта не просто спит…
Майк протянул руку к ее уху. Саманта была такая маленькая и такая одинокая, и он не без тщеславия подумал, что спас ее дважды: в тот раз, когда не дал ей, по выражению Дафнии, заснуть навсегда, и сегодня вечером, когда был вынужден выломать дверь, чтобы прийти ей на помощь. Завтра же он закажет железные решетки на окна, чтобы она была в безопасности.
— Ты будешь в полной безопасности, девочка, — шептал он, — я тебя защищу.
Прошло какое-то время, прежде чем Саманта перестала дрожать, смогла спокойно дышать и соображать.
Она открыла глаза и через открытую дверь спальни сразу увидела дыру во входной двери своей квартиры, которую Майку пришлось пробить, чтобы прийти к ней на помощь.
— Как?.. — прошептала она, морщась от боли в горле.
— Я услышал тебя, — сказал Майк. — Услышал удары по стене и понял — что-то стряслось. Я думал, может, ты упала или ушиблась. Я даже не предполагал, что… — Он не хотел ей говорить о том, что почувствовал, когда увидел, как этот ублюдок пытается ее убить. Теперь его мучила мысль, почему он не пристукнул его на месте. Но в тот момент для него важнее всего было возвратиться к Саманте и убедиться, что с ней все в порядке. Он не мог терять даже лишнюю секунду на этого незваного посетителя.
— Постарайся не шевелиться, — мягко добавил Майк. — Блэр будет здесь с минуту на минуту. Я хочу, чтобы она тебя посмотрела и убедилась, что с тобой все в порядке.
— Очередная кузина, — с трудом выдавила Саманта, откинув голову и улыбнувшись.
Но Майку было не до шуток. Теперь, когда опасность осталась позади, его стал мучить вопрос, почему Саманту хотели убить. Если это был вор, почему он просто не опустошил ее ларец с драгоценностями или не взял то, что ему было нужно, без всякого покушения на ее жизнь?
— Сэм?
Она прижалась лицом к его груди и обняла его так же крепко, как он ее. Еще совсем недавно она боролась за свою жизнь, а теперь чувствовала себя в полной безопасности.
