— Я не собираюсь отвечать на вопросы и предпочла бы, чтобы вы их не задавали, — чопорно ответила Бианка.
— Ладно, — пробормотал Оливер, настороженно оглядываясь по сторонам. Они были в четырех милях от плантации Армстронга в месте, назначенном Бианкой в записке. Он потянулся и коснулся ее руки, но она отпрянула, как будто обожглась.
— Не трогайте меня, — процедила она сквозь зубы. Он с удивлением наблюдал, как она сердито удаляется к коляске, которая ждала ее за поворотом. Ну и странная женщина! — подумал он. Боится, что он дотронется до нее, а сама хочет забеременеть. Смотрит с презрением и отвращением, но хочет завтра отдаться ему. Среди бела дня! Мысль об этом произвела немедленное действие, и ему пришлось засунуть руку в штаны, чтобы устранить неудобство. Он не станет смотреть в зубы дареному коню. Может, он понадобится еще кому-нибудь из этих расфуфыренных особ — на подмогу их слабым мужчинам. Может, он сделает это источником своего существования и пошлет к черту табак. Он приосанился и пошел к дому.
Весь следующий месяц Николь чувствовала себя уверенной и довольной, если не счастливой. Они с Клеем часто встречались на поляне. Это были радостные свидания, полные любви и планов на будущее. Они вели себя как дети и говорили о том, что именно возьмут с собой, сколько комнат будет в новом доме, сколько у них будет детей и как они их назовут. Говорили они и о том, когда следует открыть Дженни и близнецам тайну, потому что, конечно же, они поедут с ними.
Однажды вечером в конце февраля небо угрожающе потемнело, и молния разрезала мрак над самым домиком.
— Что ты так вздрагиваешь? — спросила Дженни. — Это просто гроза.
Николь бросила вязание в корзину — пытаться продолжать не имело никакого смысла. В грозу она всегда вспоминала ту ночь, когда убили ее деда.
— Ты расстроена, что сегодня не увидишься с Клеем? Лицо Николь выразило изумление. Дженни хмыкнула:
— Можешь мне ничего не рассказывать. Я сама вижу, что происходит. По твоему лицу. И знаю, что ты скажешь мне, когда придет время собираться.
Николь села на пол перед камином.
— Ты так добра и терпелива.
— Это ты слишком уж терпелива, — фыркнула Дженни. — Ни одна другая женщина не позволила бы Клею так обращаться с собой. В конце концов, что он дал тебе?..
— Есть причины… — начала Николь.
— У мужчин всегда находятся причины, когда дело касается женщин. — Дженни запнулась. — Наверное, мне не следует так говорить. Я уверена, что знаю не все. Может, и есть причина, по которой Клей встречается с женой как с любовницей.
Николь вспыхнула, но улыбнулась.
— С любовницей? Кто знает, может быть, когда я буду жить с ним и видеть его каждый день, то буду с грустью вспоминать эти дни — когда меня так любили.
— Ты сама не веришь в то, что говоришь. Сейчас ты должна была бы выполнять обязанности хозяйки Эрандел Холла вместо этой жирной…
Вспышка молнии прервала ее речь. Николь вскрикнула и схватилась за сердце.
— Николь! — Дженни вскочила и бросилась к ней, выронив чулок, который штопала. — Что-то случилось. — Она обняла Николь за плечи и подвела к стулу. — Сядь и успокойся. Сейчас я приготовлю чай, а тебе налью в него немножко бренди.
Николь села, но успокоиться не могла. Ветви деревьев бились о крышу, ветер выл и задувал в окна, шевеля занавески. На улице было темно, и эта грозовая ночь наводила на нее ужас.
— Вот, — сказала Дженни, протягивая ей чашку с горячим чаем. — Выпей, а потом я отправлю тебя в постель.
Она пила горячий чай и изо всех сил старалась взять себя в руки. Бренди согрело ее, но нервы были слишком напряжены, и напиток почти не принес облегчения.
Услышав стук в дверь, она так резко вскочила, что пролила чай на платье.
— Это, должно быть, Клей, — улыбнулась Дженни и протянула руку за полотенцем. — Он знает, что ты боишься грозы, и пришел посидеть с тобой. Ну-ка, вытри платье и улыбнись поприветливее.
Николь трясущимися руками промокнула подол и попыталась улыбнуться, с радостью ожидая появления Клея.
Открывая дверь, Дженни уже была готова хорошенько отчитать Клея за то, что он так беззастенчиво пренебрегает женой.
Но это оказался не Клей. На пороге стоял невысокий худощавый человек со светлыми волосами, спускавшимися на воротник зеленого бархатного пальто. Вокруг шеи у него был повязан белый шелковый шарф, закрывавший подбородок. У него были маленькие глазки, острый нос и крошечный рот с пухлыми губами.
— Здесь живет Николь Куртелен? — проговорил он, сильно растягивая слова, так что Дженни не сразу поняла его. А имя показалось ей и вовсе незнакомым.
— Эй, голубушка, — окликнул ее незнакомец, — вы что, язык проглотили или ума не хватает ответить, как подобает?
— Дженни, — тихо сказала Николь. — Николь Куртелен — это я.
Окинув ее оценивающим взглядом, он продолжал уже не так сердито:
— Да. Ты ее дочь. — Он повернулся и исчез в темноте.
— Кто это? — удивленно спросила Дженни. — Я даже не понимаю, что он говорит. Это твой друг?
— Я вижу его первый раз в жизни. Дженни! С ним женщина!
Они бросились из дома. Николь подхватила женщину с одной стороны, незнакомец — с другой, а Дженни взялась за дорожный сундук.
Они усадили гостью в кресло перед камином. Дженни налила чая с бренди, а Николь достала из комода плед. Дженни протянула чашку еле живой от усталости женщине и тут заметила, что она похожа на Николь, как старшая сестра. На ее лице не было ни единой морщинки, кожа была гладкой и чистой, а рот — точно таким же, как у Николь — чувственным и одновременно невинным. И глаза были очень похожи, только взгляд казался безжизненным и отсутствующим.
— Ну, вот, — говорила Николь, укрывая ноги женщины пледом. Она подняла глаза и увидела удивленное лицо Дженни. Потом перевела взгляд на незнакомку. Она еще стояла на коленях, а руки ее бессознательно поправляли плед, но при виде знакомых черт глаза наполнились слезами, которые медленно, медленно потекли по щекам. — Мама, — прошептала она. — Мама. — И прижалась лицом к коленям женщины.
Дженни видела, что та никак не реагирует ни на слова, ни на движения Николь.
— А я-то надеялся, — сказал мужчина, — я надеялся, что когда она увидит дочь, то рассудок вернется к ней.
Эти слова все объяснили. Дженни поняла, что означает отсутствующий взгляд незнакомки. Ее лицо было лицом человека, который больше не хочет ничего видеть вокруг. — Можно уложить ее в постель? — спросил мужчина.
— Да, конечно, — решительно проговорила Дженни, становясь на колени рядом с подругой.
— Николь, твоя мать очень устала. Давай отведем ее наверх и уложим.
Николь молча встала. Щеки ее были мокрыми от слез, и она не могла оторвать взгляд от родного лица. Как во сне она помогла Дженни отвести мать наверх, раздеть и уложить ее. Она, казалось, не замечала, что та за все это время не произнесла ни слова.
