Кажется, в последнее время переменилось вообще все. Даже то, как они спали. Раньше у нее и у Талиса были два матраса, набитые цыплячьим пухом, на полу на чердаке, и так они спали всю жизнь с того самого возраста, когда выросли настолько, чтобы самостоятельно взбираться по лестнице. Они ложились спать, но потом, чуть ли не каждую ночь, Калли со своего матраса перебиралась к Талису. Он спал очень крепко. Его тело всегда было теплым. Ей становилось гораздо уютнее, как только она сворачивалась рядом с ним.
Когда семь лет назад появился Найджел, это сразу же прекратилось. По настоянию сурового педагога, между двумя матрасами была помещена ширма, а свой собственный матрас он разместил рядом с ними, со стороны ног, так чтобы всю ночь иметь возможность не выпускать их из виду.
Появление Найджела вообще изменило очень многое в жизни Уоткинсов. Мег, конечно, была очарована его любезными манерами и прекрасным воспитанием. В его присутствии она все время немного смущалась. Но Уилл обращался с Найджелом так, как будто тот был кем-то вроде змея-искусителя, который в любой момент ни с того ни с сего может превратиться в какого-нибудь демона.
В первый же день, появившись у них, в разговоре с Уиллом и Мег Найджел заявил, что Калли и Талис странные дети. Это не понравилось Уоткинсам. Еще меньше это понравилось узнавшим об этой оценке детям. В деревне сверстники их всегда принимали в свою компанию, хотя в деревне Талис и Калли появлялись обычно только по рыночным дням. Единственное, что казалось странным деревенским детям – это то, что Талис и Калли не брат с сестрой. Их все время называли так, но, как только кто-нибудь вновь делал эту ошибку, Талис тотчас поправлял его, – и Калли всегда делала то же самое.
Когда им было по десять лет, Мег настояла, чтобы Уилл рассказал детям часть правды об истории их рождения. Началось это так. В тот год один процветающий фермер предложил помолвить Талиса со своей единственной дочерью. Он хотел, чтобы Талис уже сейчас перешел жить к ним на ферму и обещал сразу после свадьбы выделить ему половину своего хозяйства. Вторая половина должна была достаться молодым после его смерти. Поскольку вся деревня думала, что Калли и Талис – дети Уоткинсов, все сочли это очень заманчивым предложением. Тогда, если бы эта помолвка состоялась, ферма Уилла могла бы достаться мужу Калли, после того как она выйдет замуж за кого-нибудь из местных парней.
Мысль о том, что детей разлучат, Мег казалась невыносимой. Еще более невыносима для нее была мысль о том, что после этого они покинут ее. Твердо решив, сколько можно не допускать этого, она заявила Уиллу, что тот обязан рассказать детям, что они – не брат и сестра. И что в будущем им предстоит остаться на ферме. В действительности она имела в виду, что им предстоит пожениться, но сказать это невинным детям считалось недопустимым, а ничего ближе к этому она не могла придумать.
Услышав эту новость, Талис просто кивнул, а Калли рассмеялась с облегчением. До сих пор Талису вообще никогда не приходила в голову мысль, что когда-нибудь ему придется на ком-нибудь жениться. Калли-то думала об этом довольно часто, и ее всегда очень беспокоила мысль о том, что ей когда-нибудь придется жить с кем-нибудь, кроме Талиса.
И вот, появившись в их доме, Найджел взялся переустраивать их жизнь. Он заявил, что Калли и Талис – не такие, как все дети. Прежде всего их нужно разделить, потому что неприлично, что мальчик с девочкой так много времени проводят вместе, за одними и теми же занятиями. Сначала он хотел давать уроки одному только Талису, но тут вмешался Уилл. Когда Найджел заметил ему, что девочка не может учиться наравне с мальчиком, Уилл посмеялся над ним и сказал, что он, Найджел, на вид кажется умнее, чем есть, и старше, а на деле, наверное, совсем еще молод. После того как он прозанимался с обоими месяц, Найджел Кабот уже не заикался на тему о том, «чего девочки не могут наравне с мальчиками».
Хотя учить ему пришлось обоих, Найджел не переставал прилагать усилия к тому, чтобы разделить их во всех других отношениях. Его ужасало, что они вместе спят, что они постоянно гоняются друг за другом и возятся вместе.
– О, вы просто не понимаете, к чему это приведет, – многообещающе сказал он. В его тоне было столько загадочности, как будто он в самом деле полагал, что только он один знает, к чему такое может привести, когда двое здоровых молодых людей противоположного пола почти не расстаются.
Высокомерие Найджела Уилла страшно позабавило:
– Да уж, парень, мы-то, деревенские, знать не знаем и ведать не ведаем, что бывает у девочек с мальчиками. Мы тут книг не читаем, так что где уж нам это знать! А ну-ка скажи, что там об этом в книгах-то написано?
Покраснев, Найджел замолчал на какое-то время, но потом снова взялся за свое и стал при каждой удобной возможности разлучать детей. Казалось, он подозревал что-то грешное и неприличное буквально во всем. Уилл однажды заметил ему, что в райском саду не было никакого греха до тех пор, пока Адам и Ева не узнали об этом.
– Тебе, парень, нужно бы им об этом сказать, – насмешливо предложил Уилл. – Расскажи им поподробнее, как это все бывает и что ты об этом думаешь. Они ведь, я думаю, ничего об этом не знают.
А в разговоре с Мег он как-то задумчиво произнес:
– Этот парень, мне кажется, в молодости делал кое-что, чего он сейчас стыдится.
Мег, подумав, встревожилась:
– Он не может причинить им вреда?
Уилл покачал головой:
– Да нет, я думаю. К тому же, в чем-то он, безусловно, прав. Дети-то растут. Думаю, тебе не понравится, если в один прекрасный день нам придется в спешке устраивать скоропалительную свадьбу и уже вскорости качать внуков…
Мег испуганно вздрогнула. При ее религиозном воспитании такие вещи ей казались грехом. С тех пор она при каждом удобном случае стала выгонять детей из дома, что очень забавляло Уилла. Ей казалось, что в доме недопустимые мысли скорее придут им в голову. Впрочем, долгое время никакой опасности не было. Она, как и Уилл, знала, как обстоят дела: что Калли созрела умом, а Талис – телом. Но рано или поздно должно было наступить время, когда эти двое сойдутся по-настоящему.
Но то, что развлекало Мег и Уилла, саму Калли выводило из себя. Она понятия не имела, что чувствует, и потому изводила себя днем и ночью. По ночам Талис шепотом звал ее лечь вместе с ним, потому что ему было холодно. Калли отказывалась. Но единственной причиной этого было то, что он звал ее потому, что ему и правда холодно.
И вот сейчас, стоя под раскидистым деревом, она наблюдала за Талисом и хмурилась своим мыслям. Он все играл тем самым ржавым мечом – а может, и другим, но тоже ржавым, – которым играл, сколько она его помнила. Ему всегда не о чем было поговорить с деревенскими ребятами. Он только и мог что обсуждать с ними каждого всадника, который проезжал по дороге мимо их деревни. Ему было интересно все: как этот человек одет, что говорит, сердится или весел. Его знания о рыцарских законах и самих рыцарях все пополнялись и пополнялись, и он уже знал массу всяческих ненужных вещей. Он то и дело пересказывал различные истории или сплетни о том, как один рыцарь сказал одно, а другой – другое. Он заставлял Найджела рассказывать о рыцарях до тех пор, пока тот не приходил в бешенство.
