А мне досталась от Джимми запущенная, заросшая бурьяном ферма в виргинской глуши — недвижимость, о существовании которой у мужа я и не подозревала, — и записка: «Узнай всю правду о том, что случилось, — ладно, Веснушка? Сделай это ради меня. И помни: я тебя люблю. Где бы ты ни была, что бы ни делала, всегда помни, что я тебя люблю».
Впервые увидев ту самую ферму, я разрыдалась. Последние шесть недель я выдержала лишь потому, что гадала, каким оно окажется, мое наследство. Мне представлялась очаровательная бревенчатая избушка с высоким каменным дымоходом у одного торца. Веранда с грубоватыми креслами-качалками, лужайка перед крыльцом, розовые лепестки, осыпающиеся на ветру.
И несколько акров пологих холмов, засаженных деревьями и кустами малины — ухоженными, аккуратно подрезанными, сгибающимися под тяжестью спелых плодов и ягод.
Но моим глазам предстал кошмар прямиком из шестидесятых годов прошлого века. Дом оказался двухэтажным, обитым зеленой вагонкой, которую не меняли ни разу с момента постройки. Ни грозы, ни солнце, ни снег и ни время не оставили на ней никакого следа. Она по-прежнему имела все тот же блеклый, тошнотворный оттенок зеленого цвета, как и много лет назад, когда ее только привезли сюда.
У одной стены разрослись какие-то ползучие растения, похожие на плющ, но не из тех, что придают домам старомодный и уютный вид. Эти плети выглядели так, словно угрожали задушить дом, сожрать его живьем, переварить и отрыгнуть в виде мерзкой зеленой массы.
— Его можно привести в порядок, — негромко заметил стоящий рядом Филипп.
После смерти Джимми миновало несколько недель, и слово «ад» лишь приблизительно передавало, через что я прошла.
Когда самолет Джимми рухнул, ни кто иной, как Филипп разбудил меня среди ночи. Признаться, его появление шокировало меня. Как жена Джимми, я была неприкосновенна. Мужчины, которыми он себя окружал, прекрасно понимали, что будет, если им взбредет в голову делать мне авансы. И не только с сексуальными, но и с любыми другими намерениями. Никто из мужчин и женщин, работавших на Джимми, ни разу не просил меня вступиться за них перед мужем. Каждый уволенный знал: стоит ему обратиться ко мне с просьбой урезонить Джимми, — и ему грозит кое-что похуже увольнения.
Так что когда я проснулась оттого, что юрист Джимми коснулся моего плеча, я сразу поняла: что-то случилось. Войти в мою спальню и надеяться дожить до рассвета мог лишь тот, кто твердо знал, что Джимми мертв.
— Но как?.. — воскликнула я, мгновенно стряхнув с себя сон и стараясь вести себя, как подобает взрослому человеку.
Внутри у меня все тряслось. Нет-нет, этого не может быть, твердила я себе. Джимми слишком большой, слишком энергичный, чтобы… чтобы… Это слово я не могла выговорить даже мысленно.
— Вам надо немедленно одеться, — сказал Филипп. — Будем хранить тайну, сколько сможем.
— Джимми ранен? — полным надежды голосом спросила я.
Может, он на больничной койке и зовет меня! Но, еще не успев договорить, я поняла, что надеюсь зря. Джимми знал, как я тревожусь за него. «Да я лучше дам ногу на отсечение, чем заставлю тебя нервничать», — часто повторял он. Джимми видеть не мог, как я извожусь оттого, что он курит, пьет, сутками обходится без сна.
— Нет! — жестким ледяным голосом отрезал Филипп, буравя меня взглядом. — Джеймса нет в живых.
Мне захотелось лишиться чувств. Захотелось снова нырнуть под теплое одеяло и уснуть. И проснуться, почувствовав, что Джимми рядом, просовывает широкую лапищу под мою ночную рубашку и смешит меня довольным урчанием.
— Горевать вам пока некогда, — продолжал Филипп. — Мы едем в магазин.
Эти слова выбили меня из состояния шока.
— Вы с ума сошли? — спросила я. — Сейчас четыре часа утра!
— Я договорился, чтобы для нас открыли магазин. Ну, одевайтесь! — приказал он. — Нельзя терять время.
Его тон меня ничуть не напугал. Я села во вздувшейся парусом ночной рубашке и вытащила из-под себя косу. Джимми нравилось, когда я одевалась старомодно и носила длинные волосы. За шестнадцать лет брака я отрастила косу, на которой могла сидеть.
— Никуда я не пойду, пока вы не объясните мне, что происходит.
— Времени нет, — начал было Филипп, но осекся, тяжело вздохнул и посмотрел на меня. — Я рискую лишиться лицензии, но только потому, что выполняю волю Джеймса и знаю, что вас ждет. Удерживать стервятников я смогу пару дней, не больше. Пока завещание не прочли, вы все еще жена Джеймса.
— Я всегда буду женой Джимми! — гордо заявила я и вскинула подбородок с таким надменным видом, какой только могла изобразить.
Джимми! Мое сердце исходило слезами. Нет, только не Джимми. Кто угодно мог умереть, но не он…
— Лиллиан, — тихо произнес Филипп, и ею глаза наполнились сочувствием, — на земле никогда не было и не будет второго такого же человека, как Джеймс Мэнвилл Он играл по собственным правилам и не подчинялся чужим.
Я ждала, когда он скажет хоть что-нибудь, чего я еще не знаю. К чему он клонит?
Филипп провел ладонью по глазам и бросил взгляд на часы у постели.
— Профессиональная этика запрещает мне… — начал он, но умолк, вздохнул и тяжело опустился на край кровати рядом со мной.
Если бы мне требовались новые доказательства, что Джимми больше нет, в эту минуту я бы их получила. Филипп ни за что не отважился бы на подобную фамильярность, если бы существовала хоть малейшая вероятность, что Джимми неожиданно вернется и застанет его сидящим рядом со мной на постели.
— Кто в состоянии постичь смысл поступков Джеймса? Я проработал с ним более двадцати лет, но так и не понял толком, что он за человек. Лиллиан.. — Филипп несколько раз вздохнул, потом взял мою руку и задержал в своей. — Он ничего вам не оставил. Все свое имущество он завещал брату и сестре.
Я не поняла, что он имеет в виду
— Но ведь он их ненавидит, — возразила я, высвобождая руку.
Атланту и Рея, своих единственных ныне живых родственников, Джимми не переносил. Материально он обеспечивал их, вытаскивал из передряг, в которые они то и дело попадали, и при этом ненавидел. Нет, хуже — презирал. Однажды, поймав на себе странный взгляд Джимми, я спросила, о чем это он задумался.
— Они тебя живьем сожрут, — ответил он.
— Посмотрим! — улыбаясь, отозвалась я.
Но Джимми не ответил на мою улыбку.
— Когда я умру, Атланта и Рей спустят на тебя всех собак, каких только смогут. И наймут адвокатов, которые работают за процент.
Очередное упоминание Джимми о смерти мне не понравилось — слишком частыми они стали в последнее время.
— За процент от чего? — уточнила я, продолжая улыбаться.
— От той суммы, которую они отсудят, ободрав тебя как липку, — нахмурившись, объяснил Джимми.
