— Не мог же он уничтожить все материалы из всех источников! — в досаде выпалил Мэтт.
Бейли только взглянула на него, вскинув бровь, словно хотела переспросить: «Ты думаешь?»
С каждым днем Мэтт нервничал все сильнее, хоть и пытался скрыть это от Бейли. А если про нее узнали? Если Арлин или Кэрол проговорились про Лиллиан Мэнвилл? Алекс тоже знает, кто на самом деле Бейли, а он встречался с ее сестрой. А если он сообщил ей, где находится Бейли? Что, если Алекс — такой же подонок в душе, как его отец, и они сговорились выдать Бейли?
К тому времени как вернулся Алекс, от тревог у Мэтта пухла голова.
Мэтт лежал в постели рядом с Бейли, но уснуть не мог. Позади был еще один томительный день бесплодных поисков и ожидания. Услышав низкий рокот мотоцикла, он метнул взгляд в сторону Бейли, убедился, что она крепко спит, выскользнул из-под одеяла и вышел из дома.
Алекс остановил мотоцикл и уже снимал шлем.
— Ты где пропадал, черт тебя дери? — вполголоса прорычал Мэтт.
— И тебе добрый вечер, — невозмутимо ответил Алекс.
Мэтт взял себя в руки.
— Извини. Ты нашел ее? Мог бы и позвонить хоть раз, — не удержавшись, упрекнул он парня.
Алекс бросил взгляд на темные окна дома, и в тусклом свете фонаря на веранде Мэтт вдруг заметил, что парень измучен. Гнев Мэтта мигом испарился.
— Она спит? — спросил Алекс.
— Да. Вид у тебя усталый. Есть хочешь?
— Готов сожрать шины от мотоцикла, — признался Алекс, — но нам надо поговорить наедине. И решить, стоит ли рассказывать ей всю правду.
Мэтт понял, что речь идет о Бейли. Он кивнул.
— Встретимся в сарае, я прихвачу еды и приду. Если хочешь помыться, душ есть у меня в кабинете.
Алекс ответил неразборчиво и направился к сараю.
Через двадцать минут Алекс уже сидел на тюке сена. Его волосы влажно блестели после душа, он успел переодеться в чистую одежду, принесенную Мэттом, и был готов к разговору.
— Я его разбил, — с набитым ртом сообщил он.
— Разбил что?
— Мотоцикл. Не хотел попусту терять время, расспросил о ней в нескольких магазинах в том районе, где она живет, выяснил, что она одинока, и разбил мотоцикл прямо перед ее окнами. Она предложила вызвать «скорую», а я притворился, что пытаюсь уехать, словно боюсь полиции. Это ей понравилось, она пригласила меня к себе и ухаживала за мной, как сиделка.
Мэтт изумленно заморгал, уставившись на юношу. Слова «дерзкий», «бесстрашный» и «дурак» вертелись у него в голове. Он подлил Алексу еще чаю со льдом.
— Если ты разбил мотоцикл, как же тогда… — Он кивнул в сторону двери сарая.
Снаружи стоял мотоцикл, на котором прикатил Алекс.
— Это новый. Она купила его мне.
Мэтт вытаращил глаза:
— Откуда у нее деньги? Я думал, после смерти Мэнвилла ее некому обеспечивать.
— Не знаю откуда, — ответил Алекс, — но деньги ей некуда девать. Времени было мало, выяснить, где она их берет, я не успел, но источник доходов у нее незаконный, это точно. Господи, ну и злющая баба! Она говорила, что держит деньги на десятке разных счетов, чтобы никто не догадался, сколько их у нее всего. И вечно скулит, жалуется, что живет в какой-то «лачуге», хотя может позволить себе дом получше. Но некие таинственные «они» запрещают ей хвастаться богатством. — Алекс покачал головой. — У нее особняк с шестью спальнями на участке в четыре акра, прямо как на фото в журнале. А бассейн такой, что хоть олимпиаду проводи.
— Ты узнал что-нибудь насчет Бейли и ее замужества?
— Да, Мэнвилл получил разрешение у ее матери. — Алекс вскинул руку, не давая Мэтту перебить его. — Но Долорес не знает, где оно. Рассказывая мне об этом, она засмеялась и объяснила: «Но и они не знают, что я не знаю!», и еще долго хихикала, как девчонка.
Пока Алекс отпивал еще чаю и снова набивал рот едой, Мэтт молчал.
— Рассказывай все до последней подробности, — наконец потребовал Мэтт.
Алекс поставил свою тарелку на пол, поднял рубашку и повернулся. Мэтт увидел у него на спине глубокие царапины, явно оставленные ногтями женщины в порыве страсти, и негромко присвистнул.
Алекс снова взялся за еду.
— Неудивительно, что от нее сбежало трое мужей, — заметил он. — Ни разу не видел, чтобы женщина так исходила ненавистью. — Он вдруг смутился и потупился. — И вся эта ненависть направлена на Бейли… то есть на Лиллиан. Долорес ненавидит сестру всей душой. Она убеждена, что Лиллиан — то есть Бейли — отняла у нее Мэнвилла. Но Долорес даже не была с ним знакома до того, как он женился на ее сестре. По-твоему, во всем этом есть хоть капля смысла?
— Да, пожалуй. Продолжай.
— Долорес говорит, что при разговоре Мэнвилла с ее матерью она не присутствовала, иначе остановила бы мать. Во время этого разговора Долорес выступала на сцене. Твердит, что она пела только для Мэнвилла, а он…
— Ну-ну, — поторопил его Мэтт. — Давай про документ.
Он боялся, что Бейли проснется, обнаружит, что его нет рядом, и отправится искать. Он уже понял, что слушать рассказ Алекса ей не следует.
— Долорес говорила, что «в тот проклятый день» — так она сама его назвала — трое мужчин в костюмах явились к ее матери с документом, отпечатанным на машинке. Одним из этих людей был нотариус. По словам Долорес, ее матери не дали даже подумать, «несчастная женщина» сама не понимала, что творит. Нотариус попросил мать Долорес показать водительские права, затем один из мужчин «велел» ей поставить подпись в документе «ради собственного блага». Нотариус скрепил подпись своей печатью, и все трое мужчин ушли и унесли документ.
— И не оставили копию ее матери?
— Нет. Долорес говорила, что ее мать была настолько ошарашена — именно так она выразилась, — что даже с ней не разговаривала до самого вечера.
— А Долорес не приходило в голову поинтересоваться, где ее младшая сестра?
— Очевидно, нет. — Алекс заглянул в корзину для пикников, в которую Мэтт сгрузил половину содержимого холодильника.
— Милая семейка, — заметил Мэтт. — Давай дальше. Что еще она говорила?
— Вот что: про ту самую бумагу вспоминали еще один раз — на похоронах ее матери. Долорес застала Мэнвилла одного и спросила, что стало с разрешением на брак. Она уверяет, что просто пошутила, а Мэнвилл вдруг разозлился. Долорес ничего не понимала, пока вдруг не сообразила: вероятно, Лиллиан про разрешение ничего не знает. Стало быть, рассудила Долорес, Мэнвилл не хотел, чтобы жена знала, что он, делая ей предложение, даже не сомневался в том, что получит согласие, и потому заготовил разрешение заранее. И Долорес решила, что если кто и способен потягаться с Джеймсом Мэнвиллом, то лишь она. Вот она и спросила: «Ну и куда же ты спрятал ту бумагу, Джимми?» Если верить ей, в то время уменьшительным именем Джеймса не смел называть никто, кроме Лиллиан. Несмотря на издевательскую усмешку Мэнвилла, Долорес чувствовала себя победительницей. Он сказал ей: «Я отдал бумагу человеку, которому доверяю, как никому другому». Рассказывая об этом, Долорес сияла: по ее мнению, это значило, что Лиллиан он не доверяет, и судя по тому, что он оставил ее без гроша, Долорес не ошиблась.
