— А я очень желаю, чтобы у меня была власть уволить вас
за отсутствие такта и неприкрытую грубость! — заявил он.
Хоуп то бледнела, то краснела. Вдруг она тоже разозлилась.
Хоуп уже хотела ответить колкостью, но из ее глаз хлынули слезы, и она
отвернулась от него, чтобы успокоиться. Заметив, что плечи ее серого джемпера
подрагивают, он почувствовал неприятный укол вины.
— Вы чувствительны, не так ли? — бесцеремонно
заметил он.
— Я с радостью уйду с этой работы, — хныкала она,
уязвленная до глубины души.
— Ладно, не говорите глупости.
— Вы не знаете меня, но я действительно вела себя
дерзко. — Хоуп критиковала себя.
Вдруг он почувствовал себя хамом.
— Послушайте, я не хотел вас обидеть. Не сомневаюсь, вы
для этого магазина удачная находка. Извините меня, за то, что я расстроил вас.
Пожалуйста.
Хоуп повернулась к нему и улыбнулась.
— Извиняю. Спасибо. — И тут она хитро добавила: —
Вы обнимете меня, чтобы доказать, что прощаете меня? — Не давая ему
опомниться, она обняла его за тонкую талию и прижала свою светлую головку к его
груди и издала вздох удовлетворения. Малком чувствовал, что это очень плохо, но
невольно обнял эту пленительную красавицу, которая явно не собиралась отпускать
его. Она отступила, чтобы заглянуть в его глаза с нескрываемым
восхищением. — Я обожаю, когда чувствую грудь мужчины.
— Это хорошо, но мне кажется, вам пора
остановиться, — сказал он, отводя ее руки. Однако он не мог заставить себя
сразу отпустить их. — Знаете, я начинаю думать, что вы очень шаловливая
девчонка. — Он отпустил ее руки и собирался прикрепить два оставшихся
портрета. — Полагаю, Джейн Остин будет следующей.
— Да, пожалуйста.
— Интересно, что сказал бы ваш муж, если бы узнал, что
вы прижимаетесь к груди другого мужчины.
— Он бы ничего не сказал. — Хоуп рассмеялась.
— Вот как!
— Так. А теперь повесьте Анну Бронте справа от нее.
— Предположим противоположную ситуацию — я крепко
обнимаю вас за талию. Вы посчитали бы это приемлемым поведением?
— Еще бы! — Она тут же согласилась, заставив его
снова покраснеть. — Но к чему ограничиваться только этим?
— Миссис Лоуренс, у меня начинает складываться
впечатление, что вы со мной заигрываете, — неодобрительно сказал Малком.
— А что тут такого страшного?
— Не забывайте, что мы оба семейные люди.
— Разве у вас не бывает порывов чувств?
— Если бы я прямо сейчас сделал то, что мне хочется,
вам бы это не понравилось, — откровенно сказал он, прикрепляя последний
портрет.
— Вы хотите уволить меня?
— Нет, положить через колено!
— О! — Хоуп покраснела, почти забыв о такой
возможности в своей безудержной жажде добраться до его атлетического тела.
— Однако я не подвергаю наказанию жен других
мужчин, — сказал он и, отойдя от портретов, оценивал работу своих рук.
— Знаете, вы невыносимо чопорны! Мне действительно
трудно поверить, что вы играете на Сцене. Более того, мне не верится, что вы
приходитесь мужем божественной Маргерит Александер. Я слышала о пуританских
обитателях Новой Англии, но всегда думала, что это избитая характеристика,
рожденная в Голливуде. Вы не забыли, что и здесь наступило новое тысячелетие?
Малком долго смотрел на нее.
— Боже, я с большим удовольствием выпорол бы вас за
наглость!
— Но вы не посмеете, верно? — насмехалась она,
устав от попыток соблазнить его. — В таком случае вы коснетесь девушки и
не сможете разыгрывать перед Маргерит из себя непорочного, считая ее падшей!
Малком собирался отвесить ей оплеуху, но хорошие манеры
остановили его.
— Я сейчас понял кое-что, — пробормотал он. —
Вы влюблены в мою жену!
— В самом деле, мистер Бренвелл, ну и скажете же
вы, — вяло отбивалась она, проклиная себя за то, что так скоропалительно
упрекнула его.
— Вы только что употребили слово «падшая» в отношении
Маргерит. Спасибо за то, что открыли мне глаза. По сравнению с вами она святая
католической церкви. Она по крайней мере общается с мужчиной три или четыре
недели, прежде чем пойти на супружескую измену.
Она спокойно положила молоток и гвозди в ящик письменного
стола, затем села на край стола и взглянула на его работу.
— Не верится, что вы так быстро прикрепили эти
портреты, — заметила она, чувствуя, как начинает пылать ее лицо от
замешательства, что ей не удалось справиться со своей задачей. Она не припоминала,
что в своей жизни совсем не могла бы подействовать на пышущего здоровьем
мужчину.
— Как я уже говорил, хорошая порка вам не помешала бы,
но пусть этим займется ваш муж, — решительно сказал Малком.
— Мой муж? Что вы хотите сказать?! — воскликнула Хоуп
с замирающем сердцем.
— Хоуп, вы знаете, что это за магазин? Это рассадник
супружеской неверности. Но мы с вами разорвем этот порочный круг!
— Да, конечно, но что вы имели в виду, упоминая моего
мужа?
— Я по крайней мере разорву этот порочный круг, — поправился
он, вспомнив, что этот беспринципный соблазнитель замужних женщин, Слоун
Тейлор, все еще заправлял этим магазином и являлся боссом Хоуп. — Вы уж
точно успели встать на колени перед своим боссом, — упрекнул он ее с
безжалостной насмешкой.
— Ничего подобного, — неуверенно ответила
она, — но что вы имели в виду, говоря о моем муже? Вы только что упомянули
его.
— Я намерен послать ему письмо и сообщить о необычном
поведении его жены.
— Вы шутите.
Хоуп нетвердым шагом последовала за Малкомом вниз по лестнице,
на ходу выключая свет.
— Мистер Бренвелл, вы ведь на самом деле не сделаете
этого, правда?
— Я вижу, вы боитесь мужа. Хорошо! Надеюсь, он выбьет
из вас всю дурь.
— Мистер Бренвелл, вы шутите! — Она чуть не
рыдала. — Я думаю о его чувствах. Будьте человеком.
Ее просьбы поубавили у него решимости, но ее унижение и
мольбы доставляли ему большое удовольствие, и он не показывал, что она добилась
своего.
— До свидания, миссис Лоуренс, — сказал Малколм,
выходя из магазина, после чего Хоуп расплакалась. Она не только провалила все,
к тому еще Дэвид получит записку!
