– Ну вот! Просто не думай об этом и все. Я буду за тебя думать.
– А как не думать? – недоверчиво протянул Худяков.
– Ты просто говори себе: «Я не думаю о том, что собираюсь задушить Петра». И все.
– Все?..
– А что еще? Конечно, все! – убежденно сообщил Остап.
Я сидел, вжавшись в свою кровать. Остап просто разводит этого дурачка! Он его хочет на убийство подтолкнуть. Боится, что с ним криво-головый расправится, когда вернется из реанимации. За то, что Остап меня сдал, а не Петра.
Ужас. Что здесь происходит?! Сумасшедший дом!
– Все, договорились, – постановил Остап. – Теперь давай ешь, а я пока этому зонд вставлю.
– Есть? – не понял Худяков.
– Ешь, конечно, – подтвердил Остап. – Ты ведь у нас худ-яков. Этот не хочет. Будет сопротивляться. Может, кусаться начнет или плеваться будет. Тебе оно надо?! А так мы тебе кашу скормим, этому зонд засунем. Никто ни о чем не узнает, и все будут довольны. Да, Ваня?
– Да, – ответил Остапу третий голос. Ваня! Они должны его кормить, чтобы он не
умер. А они собираются его кашу съесть! Он же умрет. Точно! Я хотел закричать на них, чтобы они не смели этого делать. Чтобы они кормили Ваню. Что ему нужно есть. Что никто не будет доволен. И что я все слышал и расскажу, что они задумали убить Петра.
– Ты в своем уме? – спросили меня из-за окна.
Я обернулся. На меня в упор смотрел коричневый:
– Ты в своем уме, я тебя спрашиваю?! Или от этих заразился? – глаза коричневого елозили в орбитах, словно игрушки-раскидайки. – Тебе же никто не поверит! Кому ты что расскажешь?! А если Остап поймет, что ты все знаешь, он с тобой тоже разделается. И как тогда ты реализуешь свой план?
Меня затрясло. Я действительно не могу себя выдать. Да мне и не поверят. Решат, что я сумасшедший. Они хотят убить Петра. Ваня умрет, если его не кормить насильно. А если я себя выдам, то я не смогу реализовать свой план. Мне нужно письмо. И еще дверная ручка. Да, дверная ручка, наверное, нужна.
Что мне делать? Молчать? Кричать? Что мне делать?!
Я слышал, как Худяков стучал ложкой по миске, выгребая из нее больничную кашу. Я слышал, как срабатывал рвотный рефлекс у Ваньки, когда ему вставляли зонд. Я смотрел в окно и видел коричневого, который гипнотизировал меня своими вертящимися глазами – только бы я ничего не сказал.
И я молчал.
– Ты пойми, Худяков, – слышал я из-за стены голос Остапа. – Так нужно жить. Если все довольны – это хорошо. А если не все – это плохо. Главное, чтобы все были довольны. Никто не знает, что правильно, а что неправильно. Нельзя сказать: «Это должно быть так-то, а это вот так-то». Вообще, что значит «должно»?
Главное учесть все интересы. Если все интересы учтены, тогда все правильно. Ты смотри, представь, если Петра не будет... Ты можешь не бояться, что тебя на органы разберут. Дутов будет доволен – он на Петьку уже давно зуб точит. Я буду доволен – мне с Дутовым разбираться нет никакого интереса. Все будут довольны...
* * *
Я хотел переговорить с Ванькой. Это очень важно. Я должен передать ему слова хранителя дверной ручки: «Право на жизнь не нужно. Жить – это долг. Мир – зыбкий. Если есть – значит нужно». Но как? Там ведь эти – злоумышленники...
Постепенно образ Стаса стал странным образом стираться из моей памяти и трансформироваться. Сейчас я воспринимал его, как какого-то пророка, спустившегося с небес, чтобы поведать мне великую истину о долге жить.
Я почувствовал, что на мне лежит миссия проповедовать эту истину. Причем, единственным человеком, который нуждался в моей проповеди, был Ваня. Спасение его жизни, возвращение его в лоно истины показалось мне сейчас первейшей задачей.
– Вы закончили? – и снова звук открывающейся двери соседнего изолятора, и тот же женский голос. – Покормили его?
– Да, – ответил Остап.
– Ну тогда выметайтесь отседова!
– Ас этим как? – спросил Остап, видимо, имея в виду Ваню.
С этим? – задумалась женщина. – Сейчас у вас прогулка...
У меня затеплилась надежда – вдруг она оставит Ваню в комнате одного. Тогда я смогу с ним переговорить. Я напрягся, сосредоточился, сконцентрировал силу мысли на одной-единственной задаче – добиться беседы с Ваней. С глазу на глаз.
– Да пусть здесь посидит, – решила женщина, – а то еще не уследим. Пойдет – вырвет. А тут понятно будет. Оставляйте здесь.
Yes! Получилось! Они оставляют Ваньку одного!
Я машинально повернулся к окну и увидел счастливые глаза коричневого:
– Ты все можешь, дружок! Ты только должен поверить в себя – и судьба пойдет тебе навстречу. Ты просто не доверяешь себе. Нужно доверять себе! Все происходит так, как ты об этом думаешь. Не думай, что не получится. И все получится. Ты можешь сбежать отсюда. Просто нужно думать, что ты можешь это сделать. И судьба пойдет тебе навстречу.
Да! Я могу влиять на ход событий! Мои мысли – это энергия. Пусть и слабая, но – энергия! Если направить ее в нужную точку, то можно произвести любые перемены! Цель достижима, нужно только знать путь.
Я действительно Избранный! У меня есть истина о долге жизни и формула Большого взрыва. Я смогу сделать то, что нужно! Я буду управлять Миром! Сейчас только разберусь с Ванькой и сбегу отсюда.
– Ваня! – позвал я.
– Кто тут? – спросил он.
– Это я – Митя.
– Ааа, – еле слышно протянул он. – Привет.
– Ваня, ты должен есть, – со знанием дела сообщил я. – Чтобы жить, право не нужно. Жить – это долг. Нельзя решать свою судьбу. Нельзя злоупотреблять свободой воли. В этом мире все со всем связано. А поэтому, если что– то есть, значит – оно должно быть. Если этого не будет, то все пойдет по-другому, а не должно, потому что мир зыбкий. И это долг – жить, если тебе эту жизнь дали...
Я прервал свою отповедь, потому что мне показалось, что Ваня смеется.
– Ты что, смеешься? – не понял я.
– Смеюсь, – ответил Ваня. – Прости.
– А чего я такого смешного сказал? – я даже разозлился.
– Нет, ну... Просто... – Ваня, кажется, искал подходящие слова. – Знаешь, как говорят, – без воли Господа ни один волос не упадет с головы человека?
– Ну, что-то такое слышал...
– И если я могу не есть, разве это не по воле Господа, если все по Его воле?
Я опешил. Странная логика. Я никогда так не думал. Что же это получается? Поступок возможен, только если его Бог разрешает? А чего Он не разрешает, то того и быть не может? Вообще?!
– Ты хочешь сказать, что Он тебе разрешил не есть? – уточнил я.
– Митя, если бы Он не допускал этого, то этого и не могло бы быть. Я бы даже подумать не мог, что можно от еды отказаться. Если я просто думаю о чем-то, то значит, Бог уже эту мою мысль допустил. Ведь все в Его власти. Ничего без Его ведома и желания быть не может.
