Быть и любить – это одно и то же. А потому, тех, что не любит, просто нет. Есть только те, кто любит. И у них – у любящих – нет пола, потому что любовь стирает различия. Раствориться, довериться, принадлежать...»
* * *
Когда я очнулся, Гаптен стоял в комнате.
– Анхель, в Серафитусе нет Скрижали, – сказал он и покачал головой.
– Гаптен?.. – от неожиданности прошептал я.
Я был потрясен, увидев его здесь. И теперь у меня не было никаких сомнений – Кассандра пыталась ввести нас в заблуждение. Мужчина и женщина – это совсем не то, о чем она нам рассказывала. Впрочем, может быть, она и сама заблуждается?
– Да, я Гаптен, – он опять покачал головой и улыбнулся.
– Гаптен, – рукой ты предложил ему сесть. – Пусть Анхель приходит в себя. А ты пока объясни мне, что происходит?
– Кассандра – просто авантюристка, – сказал Гаптен. – Это правда. У нее психологическое образование, и она пользуется своими знаниями, чтобы манипулировать сознанием других людей. Например, она внушила Сера– фитусу мысль, что является воплощением Сабины Шпильрейн. Женщины, которая была пациенткой и любовницей Карла Юнга.
Карла Юнга? – ты непонимающе уставился на Гаптена.
– Ну, Юнг... – протянул он, словно давая тебе время вспомнить. – Ученик Фрейда, знаменитый психолог. Он-то и создал теорию о мужской и женской сущности – Аниме и Анимусе, которую и пересказывает сейчас Кассандра. Что женское начало агрессивно, а мужское – наоборот...
– Но как она могла обмануть твоего Учителя?
Это казалось странным. Как можно обмануть посвященного?
– Кассандра втерлась в доверие к Сера– фитусу, когда он уже был безумен, – объяснил Гаптен.
– Безумен?! – у тебя чуть глаза на лоб не вылезли.
– Да, – спокойно ответил Гаптен. – Се– рафитус ждал своего безумия и знал, что сойдет с ума.
– Но почему?
– И Сведенборг сошел с ума. Не важно, насколько ты свят, пока ты человек, у тебя человеческий мозг. А он не способен выдержать ослепляющего Света Откровений. Серафитус ждал своего безумия и предупредил меня. Я должен следовать только тем его указаниям, которые прозвучали до момента помешательства. Такой была его воля.
– А что за странное имя – Серафитус?
– Все члены Совета скрывают свои истинные имена. Принимая членство, они меняют их на новые. И каждый берет себе то имя, которое как-то связано с его... С его работой, что ли... С зоной ответственности, можно сказать. Ну, это такая вольность, что ли. Как шутка или игра. Маскарад. Аркан Дурак.
– Аркан Дурак?! Это карты Таро? – я был необычайно удивлен услышанным, ведь именно эта карта выпала в финале расклада Кассандры.
– Да, – подтвердил Гаптен. – Дурак – это абсолютная пустота, символ просветленности. Ведь мудрый – это не тот, кто много знает о жизни. Мудрый – это тот, кто принимает жизнь. А принимает – пустота, чистота, открытость. С другой стороны, Дурак – это шут, так его всегда изображают на карте. Шут больше любого короля, потому что он волен говорить правду.
Я был раздавлен. Карта имела совсем иное значение, вовсе не то, о котором говорила мне Кассандра. Она просто меня обманывала! Не моргнув глазом!
– Так вот, – продолжил Гаптен, – Оноре де Бальзак когда-то написал роман – «Сера– фита». Он попытался рассказать своим читателям об Откровениях Сведенборга...
И тут я вспомнил еще кое-что. В конференц-зале бьио двенадцать человек. Получается, что если Серафитус член Совета, то он – тринадцатый.
– Подожди-подожди! – я снова прервал Гаптена. – Ты хочешь сказать, что Серафитус – член Совета?
– Конечно! – ответил Гаптен.
– Тринадцатый?! – я все еще не мог понять, как такое может быть.
– Почему тринадцатый? – Гаптен очевидно не понимал, откуда я взял эту цифру.
– Но я их пересчитал – было двенадцать человек, – неуверенно сказал я.
– Как двенадцать?.. – протянул Гаптен, растерянно потирая затылок.
– Двенадцать, точно!
– Так вы, наверное, и Кассандру посчитали? – догадался Гаптен.
– Конечно, и Кассандру, – согласился я.
– Кассандра не член Совета, – сказал Гаптен. – В этом все и дело! Она хочет стать членом Совета – это так. Но членство в Совете пожизненное, и чтобы новому человеку войти в его состав, кто-то из действующих членов Совета должен умереть.
– Постой-постой! Но ведь она представилась нам президентом ВААЗ?.. – удивился ты.
Да, она президент, – подтвердил Гаптен. – Правда, не всего ВААЗ, а только российской миссии. И президент – это ведь административная должность. Он не имеет доступа к серьезной информации, и его мнение ни на что не влияет. Это что-то вроде секретаря. Кассандра получила эту должность через Серафитуса. Она организует встречи Совета и тому подобное. Но она не член Совета. Нет!
– Так это ее настоящее имя – Кассандра? – спросил Данила.
– Нет, не настоящее. У нее и нет пока этого имени. Она себя так заблаговременно называет. На самом деле, она Нина Петровна Прошкина.
– Господи, как мы сюда попали?.. Как нас угораздило?! – ты сокрушался, а я чувствовал себя бесконечно, бесконечно виноватым.
Неужели я оказался жертвой банальной авантюристки, купился на простые психологические манипуляции, на обман.
– Я уверен, что эта она организовала «самосожжение» Серафитуса. Как раз для того, чтобы занять его место в Совете... – эти слова Гаптена прозвучали, как выстрел.
* * *
– Так может быть... – у меня в голове снова начался переполох.
А что если Кассандра не просто авантюристка. Но, как ты сначала и думал, осязаемое воплощение Тьмы?! И тогда все встает на свои места – она специально пытается убить Серафитуса, человека, в котором скрыта Скрижаль. А нас она просто водит за нос.
– Так может быть, Скрижаль, все-таки в Серафитусе? – предположил я.
– Нет, в нем нет никакой Скрижали, – Гаптен опустил голову. – И он уже мертв.
– Мертв? Когда же он умер?! – мы с тобой недоуменно уставились на Гаптена.
– На второй день после случившегося.
– Но...
И дальше Гаптен рассказал все, как есть:
– То, что вы видели – датчики, показатели пульса и кардиограммы на приборах, аппарат искусственной вентиляции легких и все остальное – все это бутафория.
– Бутафория?! – у меня голова пошла кругом.
Да, я подкупил врачей, нанятых Кассандрой. Они запустили эти приборы в автономном режиме, чтобы ни у кого не возникло сомнений.
Я вспомнил, как резко Гаптен задернул балдахин над кроватью Серафатиуса. Все понятно. Он не хотел, чтобы мы заметили, что лежащий там человек не только изуродован, а ко всему прочему еще и мертв.