– Сэр Родрик! С тех пор как я имел удовольствие
познакомиться с вами, прошло немало лет, увы, немало. Нам придется возвратиться
к дням последней войны. Последний раз, если не ошибаюсь, в Нормандии. Я помню
прекрасно. Там были полковник Рейс, генерал Аберкромби и, да, маршал авиации
сэр Эдмунд Коллингсби. Какие решения должны были мы принимать! И как сложно
было обеспечивать военную тайну. Что же, теперь необходимость в секретности
отпала. Мне вспоминается разоблачение вражеского шпиона, который так долго и
искусно маскировался – вы, конечно, помните капитана Николсона.
– А, да, капитан Николсон, как же, как же! Проклятый
мерзавец! Но его разоблачили.
– Меня вы, конечно, не помните. Эркюль Пуаро.
– Нет, нет! Разумеется, я вас помню. Да, риск был велик,
очень велик. Вы ведь были представителем французов? С кем-то из них невозможно
было ладить. Как бишь его фамилия? Но садитесь же, садитесь! Всегда приятно
потолковать о старых временах.
– Я очень боялся, что вы не вспомните меня и моего коллегу
мосье Жиро.
– Как же, как же! Прекрасно помню вас обоих. Да, это были
дни, это были дни!
Девушка вышла из-за стола и вежливо придвинула кресло для
Пуаро.
– Отлично, Соня, отлично, – сказал сэр Родрик. – Позвольте
познакомить вас, – продолжал он, – с моей очаровательной малюткой-секретаршей.
Благодаря ей все пошло как по маслу. Помогает мне, знаете ли. Приводит в
порядок мои труды. Не понимаю, как я обходился без нее.
Пуаро галантно поклонился.
– Enchanté,
[10]
мадемуазель, – прожурчал он.
Девушка пробормотала что-то невнятное. Она была миниатюрным
созданием с коротко подстриженными черными волосами. И выглядела застенчивой.
Ее синие глаза чаще оставались скромно потупленными, но теперь она улыбнулась
своему нанимателю с робкой благодарностью, и он ласково потрепал ее по плечу.
– Просто не знаю, что бы я без нее делал, – сказал он. – Да,
не знаю.
– Ну что вы! – возразила девушка. – От меня так мало толку!
Я даже печатаю медленно.
– Вы, дорогая моя, печатаете достаточно быстро. И ведь вы
моя память. Мои глаза, мои уши. И не только!
Она снова ему улыбнулась.
– Невольно вспоминаешь, – прожурчал Пуаро, – замечательные
истории, ходившие тогда. Не знаю, содержали они преувеличения или нет. Вот,
например, тот день, когда у вас украли автомобиль… – И он пустился в
подробности.
Сэр Родрик пришел в восторг.
– Ха-ха-ха! Как же, как же! Да, пожалуй, кое-что и
преувеличено. Но в целом так оно и было. Да-да, подумать только, что вы это
помните, хотя столько воды утекло! Но я могу вам рассказать кое-что получше! –
И он в свою очередь пустился в воспоминания.
Пуаро слушал, не скупясь на одобрительные восклицания, а под
конец посмотрел на часы.
– Не смею больше отнимать у вас время, – сказал он. – Как
вижу, вы заняты чем-то важным. Однако, оказавшись по соседству, я не мог
удержаться, чтобы не засвидетельствовать вам мое почтение. Годы идут, но вы,
как вижу, ни на йоту не утратили своей энергии, своей жизнерадостности.
– Пожалуй, что и так, пожалуй, что и так. Но вы слишком
щедры на комплименты… А почему бы вам не остаться и не выпить чаю? Конечно,
Мэри напоит вас чаем… – Он огляделся. – А! Она вышла. Приятная девочка.
– О да! И настоящая красавица. Вероятно, она уже многие годы
служит вам утешением.
– Да нет, они поженились совсем недавно. Она – вторая жена
моего племянника. Буду с вами откровенен. Я никогда не был высокого мнения об
этом моем племяннике, об Эндрю, – ненадежная личность. Все время его куда-то
тянуло. Нет, я предпочитал Саймона, его старшего брата. Не то чтобы я знал его
много лучше. Ну а Эндрю, он обошелся со своей первой женой очень скверно. Уехал,
понимаете? Бросил ее. Уехал с редкой дрянью. Про нее всем было известно. А он
втюрился. Через год-другой все, конечно, пошло прахом. Глупый мальчишка. Ну а
эта девочка, на которой он теперь женился, как будто всем хороша. Ничего
дурного мне про нее не известно. Вот Саймон был положительным человеком,
чертовски, впрочем, скучным. Не скажу, что я очень обрадовался, когда моя
сестрица породнила меня с этой семейкой. Вышла замуж за торговца, если называть
вещи своими именами. За богатство, не спорю, но деньги еще не все – в нашем
роду невест и женихов искали в военных семьях. А с Рестариками я мало общался.
– У них ведь есть дочь? Моя добрая знакомая беседовала с ней
на прошлой неделе.
– А, Норма. Глупая девчонка. Одевается премерзко и связалась
с премерзким молодчиком. Ну, что же, они теперь все одинаковы. Длинноволосые
мальчишки, битники, битлы – уж не знаю, какие клички они себе выдумывают. Мне
за ними не угнаться. Разговаривают будто на каком-то иностранном языке. Но да
кому интересно слушать старика! Что тут поделаешь? Даже Мэри… Я-то думал, что
она хорошая девочка, разумная, но оказывается, и она по некоторым поводам
способна впадать в истерику, главным образом из-за своего самочувствия. Вдруг
принялась настаивать, что ей надо лечь в больницу на обследование. Не хотите
выпить? Виски? Нет? Но, может быть, все-таки чаю выпьете?
– Благодарю вас, но я гощу у друзей.
– Ну, должен сказать, что наш разговор доставил мне большое
удовольствие. Приятно повспоминать старые дни. Соня, голубушка, вы не проводите
мосье… простите, я опять запамятовал вашу фамилию… а, да, Пуаро. Проводите его
вниз к Мэри, хорошо?
– Нет-нет! – Пуаро поспешил отклонить эту любезность. – Я ни
в коем случае не хочу снова беспокоить мадам. И не надо меня провожать.
Разумеется, не надо. Я прекрасно сам найду дорогу. Был счастлив вновь увидеться
с вами.
Он вышел из комнаты.
– Ни малейшего представления не имею, кто он такой, –
объявил сэр Родрик, когда Пуаро удалился.
– Вы не знаете, кто он такой? – повторила Соня растерянно.
– Из тех, кто нынче приезжает повидать меня, я и половины не
помню. Но, конечно, и вида не подаю, тут есть свои приемы, знаете ли. То же
самое и в гостях. Подходит к тебе субъект и говорит: «Возможно, вы меня не
помните. Последний раз мы виделись в тридцать девятом». Конечно, я отвечаю:
«Что вы! Прекрасно помню», а сам ни малейшего понятия не имею, кто это. Слепота
и глухота – большая помеха. К концу войны мы много якшались с французишками вроде
этого. Я и половины из них не помню. Да нет, этот там был, несомненно. Он знал
меня, и я знавал многих, про кого он здесь разговаривал. История про меня и
украденный автомобиль – все так и было. Слегка преувеличено, конечно, но тогда
она большим успехом пользовалась. Что же, он, по-моему, не догадался, что я его
не вспомнил. Неглуп, должен сказать, но уж такой французишка, а? И семенит, и
пританцовывает, и кланяется, и шаркает! Так на чем мы остановились?
