– Может быть, мистер Бейкер, вы поссорились?
– Нет, мы не ссорились. А почему вы так решили?
– Мисс Норма Рестарик уехала из «Лабиринта» вечером в
воскресенье или утром в понедельник?
– Не исключено. Есть утренний автобус. В Лондон на нем можно
добраться в начале одиннадцатого. Она немного опоздала бы на работу… но совсем
немного. Обычно она уезжает вечером в воскресенье.
– Она уехала в воскресенье вечером, но в Бородин-Меншенс не
приехала.
– Видимо, нет. Так говорит Клодия.
– Но мисс Риис-Холленд… это ведь ее фамилия?… была удивлена
или встревожена?
– Господи, нет, конечно. С какой стати? Они друг за другом
не следят.
– Но вы думали, что она вернется туда?
– Она и на работу не вышла. В бюро на стенку лезут, можете
мне поверить.
– А вы тревожитесь, мистер Бейкер?
– Нет. Естественно… то есть я… черт побери, сам не знаю. Не
вижу причин тревожиться, но, бесспорно, время идет. У нас что сегодня? Четверг?
– Она с вами не поссорилась?
– Нет. Мы не ссорились.
– Но вы встревожены, мистер Бейкер?
– Вам-то какое дело?
– Никакого, но, насколько я понял, у нее дома неприятности.
Ей не нравится ее мачеха.
– И с полным на то основанием. Стерва баба. Твердокаменная.
Ей Норма тоже не нравится.
– Она ведь болела? Ей пришлось лечь в больницу.
– О ком вы говорите? О Норме?
– Нет, я говорю о Мэри Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик.
– Да, кажется, она побывала в клинике. Неизвестно зачем.
Сильна, как лошадь.
– А мисс Рестарик ненавидит мачеху.
– Она не всегда ведет себя уравновешенно, то есть Норма. Ну,
понимаете, срывается. Девушки всегда ненавидят мачех, я же сказал.
– И мачехи всегда из-за этого заболевают? Настолько, чтобы
ложиться в больницу?
– На что вы, черт дери, намекаете?
– На работу в саду. Может быть, на гербициды.
– При чем тут гербициды? Вы что, намекаете, что Норма… что
она способна… что…
– Люди ведь не молчат, – сказал Пуаро. – Начинают ходить
слухи.
– Вы утверждаете, что кто-то сказал, будто Норма пыталась
отравить свою мачеху? Полная нелепость. Абсурд!
– Весьма маловероятно, я согласен, – сказал Пуаро. –
Собственно, никто этого не утверждал.
– А-а! Извините. Я не понял. Но… что вы все-таки имели в
виду?
– Дорогой мой юноша, – сказал Пуаро, – поймите же, ходят
слухи, и почти всегда вызывает их один человек. Муж.
– Как? Бедняга Эндрю? По-моему, крайне маловероятно.
– Да. Да, и мне это тоже представляется маловероятным.
– Так зачем же вы туда приезжали? Вы ведь сыщик?
– Да.
– Ну, так зачем?
– Мы говорим о разном, – сказал Пуаро. – Я приезжал туда не
для того, чтобы расследовать сомнительное или возможное отравление. Вы должны
меня простить, но ответить на ваши вопросы я не могу. Крайне секретно, вы
понимаете?
– О чем вы?
– Я приехал туда, – сказал Пуаро, – к сэру Родрику
Хорсфилду.
– К старикану? Но он же в маразме, разве нет?
– Он человек, – сказал Пуаро, – который хранит много
секретов. Я вовсе не говорю, что он и сейчас в чем-то активно участвует, но
знает он немало. Во время последней войны он был причастен ко многому и
многому. Имел личное дело кое с кем.
– Так ведь это когда было!
– Да-да, его роль в подобных вещах давно в прошлом. Но
неужели вы не понимаете, что некоторые сведения не утрачивают ценности?
– Какого рода сведения?
– Лица, – сказал Пуаро. – Например, знакомое лицо, которое
сэр Родрик может узнать. Лицо или привычный жест, интонацию, походку. Такие
вещи люди помнят. Старые люди. Они помнят не то, что случилось на прошлой
неделе, в прошлом месяце или в прошлом году, но они помнят случившееся двадцать
лет назад, например. И могут вспомнить кого-то, кто не хочет, чтобы его
вспоминали. И они могут рассказать что-то о каком-либо мужчине, или какой-либо
женщине, или о каких-то делах, участниками которых были… Я говорю вообще, вы
понимаете? И я приезжал к нему за сведениями.
– За сведениями? К этому старикану! Маразматику! И получили
их?
– Скажем, я вполне удовлетворен.
Дэвид смотрел на него все так же пристально.
– Не могу решить, – сказал он, – навещали вы старенького
маразматика или миленькую девочку, а? Хотели узнать, чем она занимается в этом
доме? Я и сам раза два задумывался. По-вашему, она поступила на это место,
чтобы выжать из старикана кое-какие сведения?
– Не думаю, – сказал Пуаро, – что обсуждать все это имеет
смысл. Она как будто очень внимательная и услужливая… как бы ее назвать?…
секретарша.
– Помесь сиделки, секретарши, иностранной прислуги,
дядюшкиной помощницы? Да, для нее можно подобрать немало определений, верно? Он
от нее млеет, вы заметили?
– Ничего странного в подобных обстоятельствах, – чопорно
сказал Пуаро.
– Хотите, скажу, кому она очень не нравится? Нашей Мэри.
– Возможно, что и Мэри Рестарик ей не по душе.
– А, так вот что вы думаете! – сказал Дэвид. – Что Соне не
по душе Мэри Рестарик. И не додумались ли вы до того, что она могла навести
справки, где хранятся гербициды? Пф! – добавил он. – Все это одно нелепее
другого. Ну, хорошо. Спасибо, что подвезли. Пожалуй, я выйду здесь.
– Ага! Дальше вы ехать не хотите? До Лондона еще семь миль.
– Нет, я выйду здесь. Всего хорошего, мосье Пуаро.
– Всего хорошего.
Дэвид захлопнул дверцу, а Пуаро откинулся на спинку.
II
Миссис Оливер рыскала по своей гостиной. Она не находила
себе места. Час назад она упаковала рукопись, которую считывала после машинки.
Теперь предстояло отослать ее издателю, который изнывал от нетерпения и каждые
два-три дня звонил и поторапливал миссис Оливер.
