Она взглянула на него с горьким подозрением.
– Я ведь мог бы поставить полицию в известность о
случившемся, но делать это обязан не был и предпочел версию, что, погрузившись
в девичьи грезы, вы сошли на мостовую, не поглядев по сторонам.
– Вы совсем не похожи на доктора, – заметила Норма.
– Правда? Собственно говоря, я несколько разочаровался в
моей здешней практике, а потому оставляю ее и через две недели отбываю в
Австралию. Из чего следует, что с моей стороны вам ничего не угрожает и вы
можете без опасения поведать мне, как из стен на вас выскакивают розовые слоны,
а деревья наклоняются к вам, чтобы задушить своими ветками, и как вы всегда
знаете, когда из глаз других людей на вас смотрит дьявол, – ну, словом, любую
свою веселую фантазию, и я палец о палец не ударю. А вообще-то, судя по виду,
вы в полном рассудке, если хотите знать мое мнение.
– По-моему, не совсем.
– Может, вы и правы, – любезно уступил доктор Стиллингфлит.
– Но объясните-ка, какие у вас основания так думать.
– Я совершаю поступки, а потом ничего не помню. Я
рассказываю про них людям и не помню, что рассказывала им хоть что-то…
– Но ведь отсюда вытекает только, что у вас очень плохая
память.
– Вы не понимаете. Все это… очень дурное.
– Религиозная мания? Интересно!
– Ничего религиозного… Только… только ненависть.
В дверь, постучав, вошла пожилая женщина с подносом в руках.
Она поставила поднос на письменный стол и удалилась.
– С сахаром? – осведомился доктор Стиллингфлит.
– Да, пожалуйста.
– Умница! После шока сахар очень полезен. – Он разлил чай по
чашкам и одну чашку поставил возле нее вместе с сахарницей. – Ну вот, – добавил
он, садясь. – Так о чем мы говорили? А, о ненависти.
– Ведь правда, можно ненавидеть так, что хочется убить? По-настоящему?
– Конечно, можно, – весело ответил доктор Стиллингфлит. –
Нет ничего естественнее. Но даже если действительно этого хочешь, претворить
желание в реальность не так-то просто. Человеческая психика снабжена тормозами,
которые срабатывают в нужный момент.
– Вы говорите так, словно ничего необычного тут нет, –
сказала Норма с заметной досадой.
– Это же ведь свойственно всем людям. Дети испытывают такое
чувство чуть не каждый день. Обидятся, например, на мать или отца: «Вы злые, я
вас ненавижу, я хочу, чтобы вы умерли!» Матерям обычно хватает благоразумия
пропускать такие вопли мимо ушей. Подрастая, продолжаешь испытывать вспышки
ненависти, но желания убить всерьез не возникает, слишком уж оно чревато
всякими осложнениями. А если все-таки возникает, что же, вы отправляетесь в
тюрьму. То есть если вы и правда понудили себя совершить такое хлопотное и
скверное деяние. Кстати, а не сочинили вы все это для красного словца? –
спросил он небрежно.
– Конечно, нет! – Норма выпрямилась на стуле, ее глаза сверкнули
гневом. – Конечно, нет! Неужели бы я стала говорить такие страшные вещи, если
бы так не было на самом деле?
– Почему же? – возразил доктор Стиллингфлит. – За некоторыми
людьми это водится. Рассказывают о себе всякие ужасы и получают от этого
большое удовольствие. – Он забрал ее пустую чашку. – А теперь расскажите-ка мне
все как есть, – сказал он. – Кого вы ненавидите. За что ненавидите. Как хотели
бы расправиться с ними.
– Любовь способна стать ненавистью!
– Прямо-таки цитата из романтической баллады. Но не
забудьте, ненависть, в свою очередь, способна стать любовью. Срабатывает и так
и эдак. И вы утверждаете, что возлюбленный тут ни при чем? «Он был избранником
твоим и изменил тебе!» Так ничего подобного?
– Да нет же! Совсем нет. Это… это моя мачеха.
– А-а! Тема жестокой мачехи. Полная чепуха. В вашем возрасте
вы можете показать мачехе нос. Да и что она вам сделала, помимо того, что вышла
замуж за вашего отца? Вы и его ненавидите? Или так обожаете, что ни с кем не
хотите его делить?
– Ничего подобного. Ну, совсем ничего. Когда-то я его
любила. Ужасно любила. Он был… он был… я верила, что он замечательный.
– Послушайте, что я вам скажу, – весомо произнес доктор
Стиллингфлит. – Я хочу кое-что вам предложить. Видите эту дверь?
Норма обернулась и с недоумением посмотрела на дверь.
– Нормальная дверь, верно? Не заперта. Открывается и
закрывается без всяких хитрых приспособлений. Подойдите удостовериться сами. Вы
ведь видели, как моя экономка вошла и вышла? Никаких фокусов. Ну-ка встаньте!
Слушайте меня!
Норма встала, неуверенно пошла к двери и открыла ее. Потом
вопросительно посмотрела на него.
– Отлично. Что вы видите? Самую обычную прихожую, которую
следовало бы отремонтировать, но я ведь уезжаю в Австралию. Теперь идите к
входной двери, откройте ее – опять-таки ничего сложного. Спуститесь на тротуар
и убедитесь, что вы абсолютно свободны, что никто не думал вас запирать. Потом,
когда убедитесь, что можете уйти отсюда в любую минуту, вернитесь, сядьте вон в
то удобное кресло и расскажите мне про себя все. Потом я облагодетельствую вас
своим неоценимым советом, которому вы вовсе не обязаны следовать, – ободряюще
закончил он. – Люди редко следуют чужим советам, но почему бы его и не
выслушать? Вы поняли? Так договорились?
Норма медленно повернулась к открытой двери, неверной
походкой вышла действительно в самую обычную прихожую, как и предупредил
доктор, отодвинула незатейливую задвижку, спустилась по четырем ступенькам на
тротуар и оказалась на улице, по сторонам которой тянулись солидные, но ничем
не примечательные дома. Она остановилась там, не подозревая, что доктор
Стиллингфлит следит за ней сквозь тюлевую занавеску. Минуты через две с
какой-то новой решимостью она повернулась, поднялась по ступенькам, заперла за
собой дверь и вошла в приемную.
– Все в порядке? – спросил доктор Стиллингфлит. – Убедились,
что я никаких ловушек не расставляю? Что все честно и открыто?
Она кивнула.
– Вот и прекрасно. А теперь садитесь. Устройтесь поудобнее.
Вы курите?
– Я… ну…
– Только с марихуаной? И тому подобное? Отвечать
необязательно.
– Конечно, нет! Ничем таким я не пользуюсь!
– Ну уж и «конечно, нет!». Однако пациентам следует верить.
Ладно, расскажите мне о себе…
– Я… я не знаю. Рассказывать ведь, в сущности, нечего. А на
кушетку разве мне ложиться не надо?
– Если вы думаете о ваших снах и тому подобном, так они меня
не слишком интересуют. Я просто хотел узнать обстановку. Ну, вы понимаете. Вы
родились, вы жили в городе или за городом? Есть у вас братья и сестры или вы
были единственным ребенком? И так далее. Когда умерла ваша мать, для вас это
было большое горе?
