– В джунглях? – повторил Пуаро. – Очень интересно, что вы
употребили это сравнение. Значит, у вас было ощущение, словно вы в джунглях и
боитесь павлина?
– Ну, по-моему, его я не боялась. В конце-то концов, павлин
– вполне безобидное существо. Это… В общем, я его окрестила Павлином, потому
что у него такой декоративный вид. Павлины же очень декоративны, верно? И этот
жуткий мальчишка тоже декоративен.
– И до того, как вас ударили по затылку, у вас не было
ощущения, что за вами следят?
– Нет. Нет, ни малейшего, но тем не менее я убеждена, что
дорогу он мне объяснил неправильно.
Пуаро кивнул, о чем-то размышляя.
– И, естественно, ударил меня Павлин, – сказала миссис
Оливер. – Кто же еще мог это сделать? Чумазый мальчишка в засаленном костюме из
кожи? От него скверно пахло, но ничего угрожающего в нем не было. И уж тем
более не расслабленная Фрэнсис, как бишь ее там? Она возлежала на ящике,
разметав черные волосищи по всему помещению. Прямо как киноактриса, не помню
только какая.
– Вы говорите, что она позировала?
– Да. Только не Павлину, а Чумазому. Не помню, вы ее видели?
– Пока еще не имел удовольствия. Если это удовольствие.
– Ну, в богемном стиле она даже очень недурна. Дико
накрашена. Мертвенно-белое лицо, обилие туши и, естественно, свисающие на лицо
волосы. Работает в художественной галерее, так что, видимо, позировать всем
этим битникам для нее вполне естественно. Не понимаю я этих девиц! Ну, как они
могут? Возможно, она влюблена в Павлина. Нет, вероятнее, в Чумазого. Тем не
менее я как-то не представляю, чтобы оглушила меня она.
– Я предполагаю еще одну возможность. Кто-то мог заметить,
что вы выслеживаете Дэвида, и сам начал вас выслеживать.
– Кто-то заметил, что я иду за Дэвидом, и пошел за мной?
– Или кто-то уже прятался на складе, потому что
интересовался теми же людьми, которыми заинтересовались вы.
– А ведь верно, – сказала миссис Оливер. – Кто бы они могли
быть?
– В том-то и дело! – досадливо вздохнул Пуаро. – Запутано,
чрезвычайно запутано. Слишком много людей, слишком много привходящих
обстоятельств. Все как в тумане. Я ничего ясно не различаю. Вижу только
девочку, которая сказала, что, может быть, совершила убийство! Вот все, из чего
мне дано исходить, и вы знаете, что даже это запутано.
– В каком смысле запутано?
– Рассудите сами.
Способностью рассуждать миссис Оливер особенно не блистала.
– Вы всегда ставите меня в тупик! – пожаловалась она.
– Я упомянул убийство. Но какое именно убийство?
– Ну, убийство мачехи, я полагаю.
– Но ведь мачеху никто не убил. Она жива.
– Нет, с вами с ума сойдешь! – сказала миссис Оливер.
Пуаро выпрямился в кресле, сложил кончики пальцев и
приготовился – во всяком случае, так показалось миссис Оливер – пройтись на ее
счет.
– Вы отказываетесь рассуждать, – сказал он. – Но без этого
мы не продвинемся ни на шаг.
– Рассуждать я не хочу. А хочу узнать, что вы сделали, пока
я лежала в больнице. Ведь ничего не сделать вы не могли. Так что же?
Пуаро пропустил ее требование мимо ушей.
– Мы должны начать с самого начала. Однажды вы мне
позвонили. Я был расстроен. Да, признаюсь, я был расстроен. Мне сказали нечто,
весьма меня ранившее. Вы, мадам, были сама доброта. Вы меня утешали, вы меня
ободряли. Вы угостили меня восхитительной tasse de chocolat. Более того: вы не
только предложили помочь мне – вы мне помогли! Вы помогли мне найти навестившую
меня девочку, которая сказала, что, кажется, совершила убийство. Так спросим
себя, мадам, что это за убийство? Кого убили? Где убили? Почему убили?
– Ах, да перестаньте! – воскликнула миссис Оливер. – Из-за
вас у меня опять голова заболела, а это мне вредно.
– И вообще, есть у нас убийство? – неумолимо продолжал
Пуаро. – Вы сказали: мачеха, но я ответил, что она жива, и следовательно,
убийства нет. Но убийству следует быть. И вот я задаю вопрос: кто умер? Ко мне
приходят и говорят про убийство. Убийство, совершенное где-то и каким-то
способом. Но я не могу отыскать это убийство, и не надо говорить, как вы
намерены, что тут вполне годится и покушение на убийство Мэри Рестарик. Эркюля
Пуаро это не удовлетворяет.
– Право, не понимаю, чего еще вам нужно, – сказала миссис
Оливер.
– Мне нужно убийство, – сказал Эркюль Пуаро.
– Как это у вас кровожадно звучит!
– Я разыскиваю убийство и не могу найти убийство. Это
нестерпимо, и я прошу вас поразмыслить вместе со мной.
– Меня осенила великолепная мысль, – сказала миссис Оливер.
– Что, если Эндрю Рестарик убил свою первую жену перед тем, как он в такой
спешке отправился в Южную Африку? Вам такая возможность в голову приходила?
– Естественно, нет, – негодующе возразил Пуаро.
– А вот мне пришла, – сказала миссис Оливер. – Получается
очень мило. Он был влюблен в ту, другую, и, как Криппен, хотел бежать с ней, а
потому убил первую, и никто даже не заподозрил.
Пуаро испустил мученический вздох.
– Но его жена умерла через двенадцать лет после его отъезда
в Южную Африку, и его дочь не могла быть замешана в убийстве собственной матери
в пятилетнем возрасте.
– Она могла дать ей не то лекарство, или Рестарик просто
заявил, будто она умерла. В конце-то концов, нам же неизвестно, что она
действительно умерла.
– Мне известно, – возразил Эркюль Пуаро. – Я навел справки.
Первая миссис Рестарик умерла четырнадцатого апреля шестьдесят третьего года.
– Откуда вы знаете?
– Я поручил кое-кому проверить факты. Умоляю вас, мадам, не
строить столь поспешно столь невозможные предположения.
– А я считаю, что это как раз очень остроумно, – упрямо
ответила миссис Оливер. – В своем романе я все так бы и устроила. И убила бы у
меня девочка. Не преднамеренно, а потому что папа поручил ей дать маме выпить
лекарство, настоянное на ягодах самшита.
– Nom d’un nom d’un nom! – воскликнул Пуаро.
– Ну, ладно, ладно, – сказала миссис Оливер. – Излагайте
по-своему.
– Увы! Мне нечего излагать. Я ищу убийство – и не нахожу
его.
– Даже после того, как Мэри Рестарик почувствовала себя
плохо, и легла в больницу, и почувствовала себя лучше, и вернулась домой и
снова почувствовала себя плохо? Да если бы хорошенько поискать, так, без всяких
сомнений, нашли бы мышьяк или еще какой-то яд, припрятанный Нормой.
