Его собеседник поднял брови и присвистнул.
Кончив звонить, Пуаро приоткрыл дверь и поманил к себе
миссис Оливер, которая стояла на пороге в некоторой растерянности. Они сели бок
о бок на кровати Клодии Риис-Холленд.
– Если бы мы могли что-нибудь предпринять! – сказала миссис
Оливер, всегда предпочитавшая действие бездействию.
– Терпение, chère madame.
– Неужели вы ничего не можете сделать?
– Я уже сделал все необходимое – позвонил тем, кому
необходимо было позвонить. А здесь, пока полиция не кончит предварительного
осмотра, мы ничего предпринимать не можем.
– Кому вы звонили, кроме своего инспектора? Ее отцу? Чтобы
он приехал и внес за нее залог?
– Когда речь идет об убийстве, вопрос о залоге обычно не
встает, – сухо заметил Пуаро. – А ее отца уже известила полиция. Узнали его
номер от мисс Кэри.
– А где она?
– Бьется в истерике у некой мисс Джейкоб в соседней
квартире, насколько я понял. Труп обнаружила она. И, видимо, это ее потрясло.
Она выбежала отсюда, крича во весь голос.
– А! Богемистая? Вот Клодия головы не потеряла бы.
– Согласен. Очень… сдержанная молодая женщина.
– Кому же вы звонили?
– Во-первых, инспектору Нийлу, как вы, кажется, уже знаете.
В Скотленд-Ярд.
– А этим ищейкам понравится, если он явится сюда
вмешиваться?
– Он не явится вмешиваться. Последнее время он наводил для
меня кое-какие справки, могущие пролить свет на это дело.
– Ах вот что! А кому еще вы звонили?
– Доктору Джону Стиллингфлиту.
– Кто он? Заявит, что у бедняжки Нормы мозги набекрень и она
страдает потребностью убивать людей?
– Его квалификация позволит ему представить суду подобное
заключение, если в этом возникнет нужда.
– А он хоть что-нибудь о ней знает?
– Полагаю, что очень и очень много. С того дня, когда вы
выследили ее в кафе «Трилистник», она находилась в его клинике.
– Кто ее туда отправил?
Пуаро улыбнулся.
– Я. Перед тем как поспешить после вашего звонка в кафе, я
кое о чем договорился по телефону.
– Как! Все эти дни я чувствовала себя такой разочарованной и
уговаривала вас принять меры, а вы их уже приняли? И ничего мне не сказали?
Право, мосье Пуаро! Ни единого словечка! Как вы могли быть таким… таким
скаредным?
– Не сердитесь, мадам, умоляю вас. Я хотел как лучше.
– Люди всегда оправдываются так, когда выведут человека из
себя! А что еще вы сделали?
– Устроил так, что ее отец поручил мне принять меры для ее
безопасности.
– То есть искать помощи у доктора Стиллингуотера?
– СтиллингФЛИТА. Совершенно верно.
– Но как вам это удалось? Мне бы даже в голову не пришло,
что ее отец мог обратиться к вам. Он ведь из тех, кто не доверяет иностранцам.
– Я втер себя ему, как фокусник незаметно втирает наивному
зрителю нужную карту. Я явился к нему якобы потому, что получил от него письмо
с такой просьбой.
– И он вам поверил?
– Разумеется. Я же показал ему это письмо. Оно было
напечатано на его собственной почтовой бумаге и подписано его фамилией, хотя,
как он тут же показал мне, росчерк у него совсем другой.
– Вы что же, сами его написали?
– Да. Я совершенно правильно рассудил, что оно возбудит его
любопытство и он меня примет. А уж дальше я полагался на свое умение.
– Вы сказали ему, что думаете обратиться к доктору
Стиллингфлиту?
– Нет. Этого я никому не сказал. Видите ли, существовала
определенная опасность.
– Для Нормы?
– Для Нормы. Или же Норма была опасна для кого-то еще. С
самого начала существовали две возможности. Факты поддавались двоякому
истолкованию. Попытка отравить миссис Рестарик выглядела не очень убедительной
– она слишком долго откладывалась и вообще была несерьезной. Затем мелькнула
история с револьверным выстрелом здесь, в Бородин-Меншенс, и еще одна: о ножах
с пружинными лезвиями и о кровавых пятнах. Каждый раз, когда случались подобные
вещи, Норма о них ничего не знала, не могла вспомнить, ну и так далее. Она
находит у себя в комнате мышьяк, но не помнит, как его туда положила.
Утверждает, что страдает провалами памяти, что довольно долгие промежутки
времени для нее как бы не существуют, что она не знает, где была тогда и чем
занималась. Возникал вопрос: говорит ли она правду или по какой-то причине,
ведомой ей одной, она все это сочиняет? Что она – избранная жертва для
какого-то чудовищного и, возможно, безумного плана или же его движущее начало?
Старается ли она создать о себе представление как о девушке с неуравновешенной
психикой, потому что заранее хочет снять с себя ответственность за убийство?
– Сегодня она была какой-то не такой, – медленно сказала
миссис Оливер. – Вы заметили? Совсем другой. Не… не в прежнем тумане.
– Не Офелия, – Пуаро кивнул, – а Ифигения.
Снаружи донесся какой-то шум и отвлек внимание их обоих.
– Вы считаете… – начала было миссис Оливер и умолкла.
Пуаро подошел к окну и поглядел на двор далеко внизу. Там
остановилась машина «Скорой помощи».
– Они за ним? – дрожащим голосом спросила миссис Оливер. И
добавила с внезапно нахлынувшей жалостью: – Бедный Павлин.
– Субъект малосимпатичный, – холодно заметил Пуаро.
– Но очень живописный… И такой молодой, – сказала миссис
Оливер.
– Для les femmes этого достаточно. – Пуаро чуть-чуть приоткрыл
дверь и посмотрел в щелочку. – Вы извините меня, если я вас ненадолго покину? –
спросил он.
– Куда вы? – подозрительно осведомилась миссис Оливер.
– Насколько я всегда понимал, в вашей стране такой вопрос
считается неделикатным, – ответил Пуаро с упреком.
– Ах, простите! Да только сортир не там, – добавила она
шепотом ему вслед, в свою очередь подглядывая в щелочку.
Потом она отошла к окну и принялась наблюдать за тем, что
происходило внизу.
– Только что на такси подъехал мистер Рестарик, – сообщила
она, когда несколько минут спустя в комнату тихонько вернулся Пуаро. – С ним
Клодия. Вам удалось пробраться в комнату Нормы или вообще туда, куда вы на
самом деле отправились?
