«Энди, догадайся, кто тебе пишет? Луиза! И не смей говорить,
будто ты меня забыл…»
«Дорогой Энди, как ты видишь по грифу, я живу в одном доме с
твоей секретаршей. Как тесен мир! Нам необходимо встретиться. Не мог бы ты заглянуть
на рюмочку коньяка на следующей неделе в понедельник или вторник?»
«Энди, любимый, я должна, должна с тобой увидеться… Никто,
кроме тебя, ничего для меня не значил. И ты ведь тоже не мог меня забыть? Ведь
верно?…»
– Откуда оно у вас? – с любопытством спросил Рестарик у
Пуаро, постукивая пальцами по листку.
– Из мебельного фургона, благодаря одному моему доброму
другу, – ответил тот, взглянув на миссис Оливер.
Рестарик тоже взглянул на нее, но без особой благодарности.
– Это вышло нечаянно, – объяснила миссис Оливер, правильно
истолковав его взгляд. – Видимо, увозили ее мебель, и грузчики опрокинули
письменный стол, так что ящик открылся, из него все высыпалось, и ветер швырнул
этот листок прямо на меня. Ну, я его подобрала и отнесла им, но они ругались
между собой и не захотели его взять, а я машинально сунула его в карман. И
вспомнила про него только сегодня, когда выворачивала карманы пальто, собираясь
отправить его в чистку. Так что, видите, вина не моя. – Она умолкла, переводя
дух.
– Но она все-таки досочинила письмо вам? – спросил Пуаро.
– Да… Выбрав один из более официальных вариантов. Я не
ответил. Решил, что так будет разумнее.
– Вам не хотелось снова увидеть ее?
– Абсолютно! С ней крайне трудно иметь дело. И всегда так
было. К тому же я кое-что про нее узнал. В частности, что она пьет. Ну и еще…
– Вы сохранили ее письмо к вам?
– Нет. Я его порвал и выбросил.
Доктор Стиллингфлит спросил резко:
– Ваша дочь когда-нибудь говорила с вами о ней?
Рестарик, казалось, замялся с ответом, и доктор Стиллингфлит
сказал настойчиво:
– Видите ли, это может иметь большое значение.
– Вы, врачи!.. Да, один раз она о ней упомянула.
– Но что именно она сказала?
– Вдруг ни с того ни с сего она объявила: «Я на днях видела
Луизу, папа». Я растерялся и спросил: «Где?» А она ответила: «В ресторане при
доме, где я живу». Мне стало неловко, и я сказал: «Вот уж не думал, что ты ее
помнишь!» А она ответила: «Как же не помнить! Мама не позволила бы мне забыть,
если бы я и пыталась».
– Да, – сказал доктор Стиллингфлит. – Это важно. Безусловно,
так.
– А с вами, мадемуазель, – Пуаро внезапно повернулся к
Клодии, – с вами Норма когда-нибудь говорила о Луизе Шарпантье?
– Да. После ее самоубийства. Сказала, что она была нехорошей
женщиной. Как-то по-детски сказала.
– Вы тоже были здесь в ту ночь, а вернее, рано утром, когда
это произошло?
– Нет. Я была в отъезде. Знаю, потому что вернулась как раз
на следующий день, и мне рассказали. – Она обернулась к Рестарику. – Помните?
Двадцать третьего? Я ездила в Ливерпуль.
– Да, конечно. Представляли меня на заседании Хиверовского
фонда.
– Однако Норма ночевала здесь? – спросил Пуаро.
– Да. – Клодия немного замялась.
– Клодия? – Рестарик положил руку ей на плечо. – Что вы
знаете о Норме? Ведь что-то есть! Вы что-то недоговариваете.
– Ничего подобного! Что мне может быть о ней известно?
– Вы ведь считаете ее помешанной, верно? – спросил доктор
Стиллингфлит светским тоном. – Как и та брюнетка. Как и вы, – добавил он,
внезапно оборачиваясь к Рестарику. – Все мы ведем себя благопристойно и
старательно избегаем этой темы, а сами только это и думаем! То есть за
исключением старшего инспектора. Он вообще ничего не думает. Он собирает факты:
психически ненормальная убийца. А ваше мнение, сударыня?
– Мое? – Миссис Оливер подскочила. – Я… я не знаю.
– Воздерживаетесь? Я вас не виню. Трудное решение. В целом
большинство думает одно и то же. Только термины употребляются разные. Неладно
на чердаке. Сдвинутая. Не все дома. Свихнутая. Душевно ненормальная. Бредовые
идеи. Хоть кто-нибудь считает ее нормальной?
– Мисс Бэттерсби, – ответил Пуаро.
– Что еще за мисс Бэттерсби?
– Школьная директриса.
– Если я когда-нибудь обзаведусь дочерью, то отдам ее в эту
школу… Но, разумеется, у меня другое положение. Я-то знаю. Я знаю о ней все!
Отец Нормы уставился на него, а потом спросил у Нийла:
– Кто он? Откуда он может знать о моей дочери хоть
что-нибудь?
– Я знаю о ней все, – повторил Стиллингфлит, – потому что
последние десять дней я занимался с нею профессионально.
– Доктор Стиллингфлит, – объяснил Нийл, – очень
квалифицированный и известный психиатр.
– А каким образом она попала к вам в когти без моего
согласия на то?
– Спросите усатика, – непочтительно сказал доктор
Стиллингфлит, кивая на Пуаро.
– Вы… вы… – Рестарик задыхался от гнева.
– Но у меня были ваши инструкции, – умиротворяюще сказал
Пуаро. – Вы хотели, чтобы ваша дочь, когда ее найдут, была ограждена от
опасности. Я ее нашел и сумел заинтересовать доктора Стиллингфлита ее
состоянием. Ей угрожала серьезная опасность, мистер Рестарик. Крайне серьезная.
– Но не больше, чем сейчас! Арест за убийство!
– Формально ей еще не предъявлено никакого обвинения, –
негромко заметил Нийл, а потом продолжал: – Доктор Стиллингфлит, верно ли я
понял, что вы готовы высказать свое профессиональное мнение о психическом
состоянии мисс Рестарик, о том, насколько она отдает себе отчет в смысле и
последствиях своих поступков?
– Отложите юридические формулы до суда, – сказал
Стиллингфлит, – то, что вы хотите узнать, ведь очень просто – в здравом
рассудке эта девочка или она сумасшедшая, так? Хорошо, я вам скажу. Она в полном
рассудке, как и вы все здесь!
Глава 24
Они уставились на него.
– Вы этого не ждали, а?
– Вы ошибаетесь! – сердито сказал Рестарик. – Девочка
понятия не имеет, что она сделала. Она невинна, абсолютно невинна. Ее нельзя
считать ответственной за то, что она сделала, если она не отдает себе в этом
отчета.
