Глава 1
В историю трудно попасть, но очень легко
вляпаться. Согласитесь, приятно, когда при рождении ангел целует ребенка в темя
и младенец получает какой-нибудь талант. Мне тоже досталась отличительная от
людей черта. Нет, я не умею писать, как Татьяна Толстая, петь, как Галина
Вишневская, и танцевать, как Майя Плисецкая. Мой талант особого рода: я
гениально впутываюсь в приключения. Причем, как правило, в идиотские. Не далее
как вчера я пошла на проспект за хлебом и увидела в скверике прелестную
маленькую девочку лет трех, жалобно плачущую на скамейке. Дитя было хорошо
одето и решительно не походило на побирушку: румяное личико, чистенькое
платьице и золотые сережки в крохотных ушках. Слезы потоком текли по пухлым
щечкам, а в ручках девочка сжимала пластмассовое ведерко. Я сразу поняла, что
малышка потерялась, и подошла к ней.
– Где твоя мама?
Наверное, ребенок не умел еще как следует
говорить, потому что, всхлипнув, девочка заплакала еще горше. Я огляделась по
сторонам, мимо тек равнодушный поток людей.
– Не плачь, мы сейчас пойдем в милицию, и
там сразу отыщут твою маму, – с этими словами я попыталась поднять
девочку.
Та завизжала в диапазоне ультразвука и
принялась бить меня ножками в дорогих лаковых туфельках.
– А ну оставь в покое мою дочь! – раздалось
сзади.
Я обернулась и увидела разъяренную девицу на
вид лет восемнадцати в красной мини-юбочке и ядовито-зеленой блузке.
– Зачем к чужим детям на улицах
пристаешь? – прошипела «элегантная» девка.
– Это ваша дочка?
– Ну!
– Она так плакала!
– И че?
– Я решила, что она потерялась, –
принялась оправдываться я, – хотела отвести бедняжку в милицию.
– Вали отсюда, – нахмурилась
девица, – сама роди и таскай потом детей по отделениям, а к чужим не
подходи.
– Зачем же вы бросаете крошку
одну! – Я решила все же пристыдить мамашу.
– Тебя не спросила, – рявкнула
та, – вовсе она не одна, я тут в кустах стояла.
– Но почему?
– Блин, – со злостью выплюнула
родительница, – наказала ее, орет, песком бросается, не слушается, вот и
посадила тут одуматься.
– Так нельзя!
– Иди в …. – посоветовала
девица, – че привязалась? Больше всех надо, да? Сколько народу мимо
прошло, одна ты примоталась. Вали, пока я милицию не позвала!
Пришлось уйти с таким ощущением, будто съела
муху. Шагая к метро, я приняла твердое решение: все, больше никогда не стану
вмешиваться ни во что, но тут увидела, как пожилой мужчина бьет поводком
маленькую лохматую собачку, и мгновенно налетела на него:
– Не смейте мучить животное!
Дядька вздохнул, отпустил шавку, и та
моментально цапнула меня за ногу. От неожиданности я заорала. Моська рвала
зубами мои джинсы, явно желая прогрызть не только брюки, но и кожу, мускулы,
кости…
– Оттащите ее! – завизжала я.
Мужчина вновь шлепнул бестию поводком.
Собачонка села, выплюнула порванный край штанины и нагло оскалилась.
– И что вы меня учить вздумали? –
спокойно спросил пенсионер, с явным трудом поднимая пса. – Артур у нас
пока маленький, не понимает, что людей нельзя хватать, играть ему охота, вот
учу потихоньку, но не больно совсем. Зачем вы вмешались? Я вам за штаны деньги
платить не стану, сами виноваты.
В отвратительном настроении я приехала домой,
нарвалась на Лизу, которая моментально с укоризной заявила:
– Лампудель, сколько раз говорить! Не
ходи через стройку, иди в обход!
Возле нашего дома начали возводить новое
здание, площадку огородили, и путь до метро увеличился вдвое, поэтому многие
жильцы, в том числе и я, предпочитают пролезать сквозь дверку в заборе и
прыгать через ямы и кучи битого кирпича. Лизавета этого не одобряет.
– Я шла по тротуару! – сказала я
сущую правду.
– А джинсы, – фыркнула
девочка, – где так порвала?
– Это собака. – Я объяснила
ситуацию.
Лиза выслушала меня и вздохнула:
– Ты неисправима! На фиг суешься куда не
надо?
Я пошла в ванную, стащила брюки, хотела сунуть
их в стиральную машину, но потом, оглядев вконец испорченную штанину,
зашвырнула их в тот шкаф, где лежат тряпки, и принялась умываться. Лизавета
права. Ну действительно, зачем я везде сую свой нос? Нет бы пройти спокойно
мимо – и брюки были бы целы, и нервы не истрепаны!
В свете вчерашних событий утром я приняла
историческое решение: даже если семь братков будут мучить кошку, спокойно
пройду мимо, не повернув головы в их сторону. Но, слава богу, на улице не
возникло никаких неприятных ситуаций, и я спокойно добралась до районного
отделения милиции, где работает Андрей Коп. Андрюшкин папа – литовец, и на
самом деле его фамилия звучит так, что и не выговорить, и не написать:
Копсчявичус. Где-то в начале пятидесятых Витас, так звали папу, приехал в Москву
и через некоторое время «обрубил» у фамилии хвост, что, в общем-то, было
понятно. Витасу и в голову в то время не пришло, что у него родится сын,
который пойдет работать в милицию, где его фамилия вызовет град насмешек.
Впрочем, Андрюшкины коллеги давно привыкли и перестали насмехаться, а вот
граждане, пришедшие в отделение со своими проблемами, начинают возмущаться,
когда дежурный им говорит:
– Обратитесь к Копу.
Население сейчас поголовно смотрит
американские боевики, и то, что янки зовут своих полицейских копами, знает даже
грудной младенец.
Я поднялась по лестнице на второй этаж, прошла
по длинному, выкрашенному серо-зеленой, унылой краской коридору и толкнула
обшарпанную дверь. Перед глазами возникло крохотное помещеньице, чуть больше
туалета. Андрюшка занимает в отделении какой-то пост. Вроде он является
начальником отдела уголовного розыска, но не спрашивайте у меня подробности, я
их не знаю и должность тоже не назову правильно. Одно могу сказать – раньше он
сидел в довольно большой комнате вместе с другими коллегами, а теперь имеет
собственную кубатуру, где поместились устрашающий железный шкаф, выкрашенный
темно-коричневой краской, письменный стол и два стула. При этом учтите, что
Андрюхин вес зашкалил за сто кило, а рост его почти два метра и выглядит он в
этом «офисе», словно пограничный столб на кухне.
