– Отнюдь не всем покупают ненужные
вещи, – я пыталась, непонятно зачем, выгородить Клаву с Юрием. –
Ролики просто необходимая штука, – топнул Кирюша, – вот без «Гжелки»
вполне обойтись можно! Вот что, Магда, бери мои, и пошли к магазину, там
площадка заасфальтированная, мы тебя кататься научим!
Лиза повертела указательным пальцем у ви-ска.
– Ты, Кирюха, совсем, того… Какой у тебя
размер?
– Сорок второй уже, – гордо ответил
мальчик, – самый большой в классе, даже у Петьки меньше!
– То-то и оно, – продолжала
Лиза, – а у тебя, Магда?
– Тридцать пятый…
– Вот видишь! – сказала
Лизавета. – Ей даже мои безнадежно велики будут.
Внезапно Магда бухнулась на колени перед
мопсихой и, обняв ту, запричитала:
– Аденька, прости, никогда больше, ну
извини, я дрянь!
– Что случилось? – окончательно
растерялась Лиза.
– Вчера ночью, – рыдала
Магда, – я пошла в сарай за бутылкой, а Адюша за мной следом выскочила и
давай лаять. Я испугалась, что кто-нибудь проснется, увидит меня с водкой, и
сначала наорала на нее, а потом камнем в нее швырнула… Адюшечка, умоляю,
прости, прости, прости…
Забывшая обиду Ада стала лизать Магде щеки.
– Прости, прости…
Я попыталась поднять девочку.
– Вставай, ерунда, ну подумаешь, заорала.
Вон Кирюша весь день вопит, и ничего.
Честно говоря, чтобы успокоить Магду, я сильно
покривила душой. Кирюшка кричит от темперамента, в его воплях нет злобы, а в
голосе Магды ночью звучала откровенная ненависть.
– Прости, прости. – Магда принялась
внезапно биться лбом о пол.
Лизавета бросилась к девочке:
– Успокойся, Ада и думать забыла обо
всем, она вообще решила, что ты с ней играешь!
Внезапно Магда села и захохотала, по ее лицу
потоком потекли слезы.
– Чего смешного-то? – оторопел
Кирюшка, растерянно глядя на меня. – Что ее развеселило, а?
Лизавета топталась около Магды, приговаривая:
– Ну, ну, ну…
После каждого ее восклицания из груди
Магдалены вырывался то ли всхлип, то ли вскрик. Я схватила кастрюльку, налила в
нее холодной воды и опрокинула на девочку.
Магда захлебнулась и захлопнула рот.
– Ты че, Лампа! – взвыл
Кирюша. – Ну и денек! Все кругом офигели.
– У нее истерический припадок, –
пояснила я, помогая Магдалене перебраться с пола на стул, – если не
остановить, может в обморок упасть! Лиза, сделай ей горячий и сладкий чай.
– В жару! – фыркнул Кирюша.
– Видишь, ее трясет.
Лизавета ринулась к чайнику. Примерно через
час все устаканилось. Усталая, заплаканная Магда мирно спала в постели, Юрий,
поорав и побуянив, тоже утих. Собаки устроились на диване. Лизавета и Кирюшка
пошли к сараю за велосипедами. Я наконец-то села выпить кофе. Из раскрытого
окна донесся звонкий голос Кирюши:
– Лизка, как ты думаешь, почему она отцу
водку тайком ставила?
– Стеснялась, – ответила девочка.
– Чего? Ведь вылечить хотела!
– Ну, – протянула Лизавета, –
странная она такая, все молчком, бука, одним словом, а может, думала, мы
смеяться станем. Прикинь, какие сволочи, они ей ролики не купили!
– Два года копить, – ужаснулся
Кирюшка, – я бы умер.
Кофе показался мне горьким, и я бросила в
кружку еще один кусочек сахара. Некоторые родители не покупают детям велосипеды,
боясь, что ребенок расшибется. Лично мне в детстве не разрешали играть в
подвижные игры. Вот на этом самом участке, где сейчас стоит наш новый дом, я
тихо сидела у деревянного вкопанного в землю стола и часами складывала мозаику.
Уж не знаю, где и за какие деньги моя мама доставала то, что сейчас называется
«паззл», – картинки, разрезанные на мелкие кусочки. У меня не было ни
велосипеда, ни мячика, ни прыгалок, ни самоката. Мама панически боялась, что
круглый, прыгающий предмет ударит дочурку по голове и вызовет рак мозга, а
резиновые веревки с ручками запросто могут удушить неловкое дитятко. Почему
остракизму были подвергнуты велосипед и самокат, думаю, даже объяснять не
стоит. Но зато у меня шкафы ломились от коробок с мозаиками, пупсы сидели на
полках в четыре ряда, в углу высился кукольный дом, двухэтажный, с мебелью и
посудой, а про армию плюшевых игрушек я и не говорю. Отказывая мне в
чем-нибудь, мама всегда объясняла свою позицию:
– Понимаешь, Фросенька[11], –
говорила она, – очень неразумно пользоваться санками, они не имеют руля,
ты не сумеешь ими управлять, повернуть, если увидишь препятствие, или
затормозить. И что? Понесешься с горки, врежешься в камень, упадешь, сломаешь
шею! Я умру тут же!
Естественно, я злилась, но ощущения, что мама
меня не любит, в моей душе не было никогда. Став чуть старше, я поняла, что
ребенок, родившийся у пожилых родителей, обречен на сложное детство, в котором
нет места подвижным играм и прочим шалостям. Но никогда, ни разу я не слышала
от мамы фразу:
– Не куплю, и точка, отвяжись,
спиногрызка.
Странное дело, существуя в системе жестких
ограничений и завышенных требований, не имея подруг и до двадцати лет везде
ходившая только с мамой за руку, я была абсолютно счастлива. Наверное, потому,
что знала: меня очень любят родители и, что бы со мной потом ни случилось,
никогда я не пожалуюсь на отсутствие любви, потому что она в моей жизни уже
была.
А вот у Магды этого ощущения нет. Мне стало до
слез жаль девочку. Отодвинув чашку, я пошла в спальню, достала коробочку из-под
печенья, где хранится «касса», пересчитала деньги… Вообще говоря, в плане
покупок на первом месте стояла дубленка для меня. Зимнее пальто окончательно
потеряло товарный вид, и Катюша велела:
– Немедленно иди за шубой.
Летом цены на мех, овчину и кожу падают…
Ладно, значит, приобрету необходимое позже, а сейчас надо срочно купить Магде
ролики.
