– Не так! Ты на коньках никогда не
каталась?
– Нет, – честно призналась я, –
ни разу в жизни.
– Чего же зимой делала? – удивился
Кирюшка.
Я уцепилась за Лизу.
– Все времена года я проводила одинаково,
играла на арфе и складывала мозаику.
– У тебя было страшное детство, –
ужаснулся Кирюшка, – небось мечтала о роликах!
– Нет, ни минуты, мне нравилось возиться
с картинками.
– Только не ври, – заявила
Лизавета, – это занятие никому не может прийтись по душе. Ладно, радуйся
теперь, что у тебя есть мы, которые способны воплотить мечту в жизнь. Давай,
начали!
«Господи, избави нас от тех, кто хочет одарить
нас своими мечтами», – пронеслось в моей голове, и это была последняя
связная мысль, потому что дети поволокли меня вперед, приговаривая:
– Не горюй, научишься.
Пару раз мимо проезжали машины. Увидав издали
группу подростков, водители осторожно притормаживали, в нашем поселке все
стараются демонстрировать хорошее воспитание, но, поравнявшись с нами, шоферы
мигом давили на газ. А вы как бы поступили, увидав на проезжей части светлым,
душным, безветренным июньским вечером потную, красную тетку в армейской ушанке
со звездочкой на отвороте, с привязанными к коленям клоками торчащей в разные
стороны ваты. Тетку тащит орда тинейджеров, азартно выкрикивая:
– Живее, шевелись, не умирай, дома
скончаешься, правой, левой…
Я бы точно хотела оказаться от места
происшествия как можно дальше.
– Так не пойдет, – утер пот
Кирюшка, – мы ее катим, а надо, чтобы Лампа сама ногами работала.
– Как ее заставить, ума не
приложу, – вздохнула Лиза, – трусливая она очень.
– Знаешь, как плавать учат? –
оживился мальчик. – Бросают в воду, и человек от страха начинает
руками-ногами бултыхать.
– Тут воды нет, – некстати
высказалась Магда, – и потом, Лампа в роликах утонет, они тяжелые!
Кирюшка постучал указательным пальцем по лбу.
– Ты совсем ку-ку! Мы ж ее не плавать
учим, хотя… Эй, Лампудель, на воде держаться умеешь?
– Нет, – в ужасе пискнула я, –
даже не пытайся, сразу камнем на дно пойду!
– Дожить до старости и не научиться
плавать! – возмутилась Лиза.
– Я совсем не старая!
– Но и не молодая! Тебя не водили в
детстве в бассейн? – заинтересовалась Лиза.
– Нет!
– Почему?
– Мама боялась, что я получу воспаление
среднего уха, – сказала я чистую правду.
Лизавета захохотала.
– А на ночь тебя укутывали в вату и
укладывали в коробку.
– Придумал! – заорал Кирюшка. –
Ща зашевелит ногами!
Я напряглась: что еще падет на мою бедную
голову, вспотевшую под ушанкой?
– Стой тут, – приказал
Кирилл, – слушай, сейчас покатишься, растопырь руки в стороны, ноги держи
параллельно, слегка присядь, не сгибай спину, задери подбородок, а главное –
ничего не бойся, все будет в шоколаде, не трусь. Как только почувствуешь, что
останавливаешься, начинай ногами отталкиваться.
– С чего бы ей катиться? –
заинтересовалась Лиза.
– А меня так Вадик научил, –
радостно воскликнул Кирюша, – вот на этой самой горке пнул под зад, я и
понесся вниз, видишь, тут дорога под уклон идет, живо научился равновесие
держать. В случае чего, там, внизу, магазин стоит, она налетит на него и
остановится.
– Не делай этого! – хотела закричать
я, но из горла отчего-то вырвался лишь тихий стон, и ситуация стала развиваться
без моего участия.
Горя желанием побыстрей научить неподатливую
особь, Кирюша толкнул меня в спину.
– Руки расставь, – послышалось
сзади.
Я попыталась присесть, но ничего не вышло.
Дорога со страшной скоростью летела навстречу, я заорала от ужаса, но, сами
понимаете, вопль не помог. Тело качалось, ноги выскакивали вперед; потом,
наоборот, отчего-то они уехали назад, голову потянуло вниз. Понимая, что сейчас
на полной скорости шмякнусь о дорогу и меня от перелома основания черепа не
спасет никакая ушанка, я попыталась удержать лоб на одной линии с ногами,
неожиданно маневр удался, но притормозить не смогла. Я сначала закрыла глаза,
потом открыла и внезапно увидела перед собой дверь нашего деревенского
магазина, тут я инстинктивно выставила руки вперед, чтобы смягчить удар…
Хлоп! Дверь открылась, я влетела в довольно
тесное пространство, стукнулась о прилавок, шлепнулась на пол и перевела дух.
Жива! Не может быть! Очевидно, я имею очень авторитетного ангела-хранителя,
другой бы ни за что не упросил господа оставить меня на этом свете. Бац! Сверху
на мою голову упала большая, трехлитровая банка, набитая леденцами. Через
секунду меня покрыл ковер из конфет в ярких фантиках и мелких, почти невидимых
осколков.
Я стряхнула с себя сладости и огляделась. У
стены испуганно жались Ванда, та самая, забывшая своего младенца у соседей на
втором этаже, Света, ее подруга, продавщица, и Нина Ивановна Замощина.
Последняя быстрее всех пришла в себя и заголосила:
– Бог мой! Ты расшиблась!
Я попыталась собрать лежащие будто отдельно от
тела нижние конечности в кучу.
– Нет, я абсолютно цела.
– Господи, что у тебя на ногах! – не
успокаивалась Нина Ивановна.
– Ролики, – отреченно ответила я.
Ну отчего мне вечно везет со знаком минус? Уже
довольно поздно, основная часть населения дачного поселка спокойно сидит у
телевизоров, в магазине должно быть пусто. И, катись с горки на коньках, ну,
допустим, Надя Илловайская с третьей дачи, в лавочке тосковала бы одна
продавщица, но поскольку это я, то у прилавка оказался не кто иной, как главная
сплетница Нина Ивановна, и завтра, нет, уже сегодня, через час, все станут со
смаком обсуждать дочь покойного генерала Романова, которая совсем сошла с ума,
нацепила в июне солдатскую ушанку…
– А почему у тебя на голове
ушанка? – мигом спросила Замощина.
– Темечко мерзнет, – рявкнула я.
– Летом?
– Да, лысею потихоньку.
– Боже мой! – закатила глаза Нина
Ивановна. – Видела бы тебя сейчас покойная матушка… Думается, ей бы стало
плохо.
