Можно было любить только подобных себе: любое отличие
становилось препятствием для любви. Всякий раз, когда какое-нибудь печальное
существо не могло ответить на верность своего любовника, их связь считалась
неудавшейся; следовательно, и там любовь знала разочарования и потери.
Но зато на этой планете, в отличие от Земли, никто не
испытывал сомнений по поводу истинных целей природы. Там никто не сомневался,
что тело предназначено только для удовольствия, а не для чего-то другого. Для
работы и для продолжения рода давно уже были найдены другие системы, которые не
предусматривали участие телесных органов.
Итак, на какое-то время Мари-Шатт населила просторы Ателье
Скульптора своим изображением, многократно размноженным. Однако настал день,
когда дианийцы посчитали скучным это однообразие. Не меняя своего понимания
счастья, они попытались внести разнообразие в свои фигуры-близнецы.
Чтобы воплотить в жизнь свои мечты, они создавали светлые,
каштановые, рыжие, зеленые, голубые, серые волосы, заплетали их в виде
колосьев, спиралей, призм, лестниц. Их глаза пылали настоящим пламенем, которое
освещало любовников светом, неизвестным на Земле. Специальные фильтры на губах
придавали поцелуям большую притягательность. Некоторые дианийцы создали
конические груди, соски которых в зависимости от фантазии создателей могли
излучать необыкновенное сладострастие.
Половой орган создавали в виде меняющегося углубления,
спиральных пещер, кратеров, расщелин, которые по форме напоминали звезды, рты
(куда любовник погружал свой язык), раны (откуда пил кровь). Однако даже те из
дианийцев, кто обладал богатым воображением, не смогли придать этому половому
органу более удовлетворительную эстетическую и функциональную форму, чем та, которую
явила им Мари-Шатт.
И все в конце концов решили, что в половом органе лучше
ничего не менять. И тела, которые создавались вновь, все как одно имели те же
длинные сексуальные ноги, тот же лобок, то же влагалище, тот же клитор, то есть
они всегда были ярко выраженными женскими органами.
Таким образом, благодаря появлению на Диане Мари-Шатт,
жители планеты, не имевшие до этого половых органов, научились заниматься
любовью так, как это делают между собой женщины Земли, не испытывая никаких
сомнений по поводу того, что могут существовать другие способы любви.
Любовь
I
Мариза ждет всегда с нетерпением окончания уроков: ее мысли
витают уже далеко от класса. Она думает о двух сестрах, в которых влюблена.
Когда она встретится с ними в парке, она, конечно же, подавит
в себе желание броситься к ним, утопить свои щеки в их длинных волосах. Однако
ее глаза будут метать молнии, и две девочки, которые моложе ее, засмеются
одновременно, счастливые тем, что их так любят.
Школа, возвышающаяся над озером, похожа на крепость.
Вероника и Валери занимают комнату на последнем этаже в одной из боковых башен.
Их окно — единственное, которое обращено к небольшому холму, окруженному
высокой стеной и поросшему деревьями. Там, вдали, перед ними распахнуто окно.
За ним днем ничего не видно, но ночью время от времени можно увидеть свет
лампы.
Тогда две сестры устанавливают на стальной подставке
небольшой телескоп, подаренный им родителями, чтобы они могли изучать звезды.
Направляют его на освещенный прямоугольник окна. С опытом, который они
приобрели, им не составляет труда сфокусировать телескоп. По очереди, удобно
расположившись, они могут видеть ванную комнату.
Женщина, которая там находится, не подозревает, что за ней
следят. Она считает, что ее никто не может видеть за этими цветущими деревьями.
Аллея пустынна. Мариза прижимает свои губы к свежему ротику
Вероники, лижет податливый кончик ее языка. Все ее тело приходит в возбуждение,
требует большего. Но шаги и голоса приближаются: она теперь не сможет
поцеловать Валери так же, как ее сестру. Ее пугает, что она не сможет
приласкать сразу обеих сестер.
— Вчера она была совершенно голой. И долго оставалась
перед зеркалом. Мы ее очень хорошо видели, — говорит Вероника.
— Что она делала на этот раз? — спрашивает Мариза.
— Только смотрела на себя, — рассказывает
Валери. — Она настолько красива! Груди ее становятся все больше и больше.
— Жаль, они были как раз нужных размеров, —
восклицает огорченная Мариза, которая, однако, никогда их не видела.
— Чуть более округлые — еще лучше, — возмущается
Вероника. — Не бойся, они не обвисают. Наоборот. Соски остались
маленькими, как и раньше.
— Она никогда не должна загорать, — вступает в
разговор сестра. — Ее кожа имеет одинаковый цвет повсюду. Она не слишком
белая, совсем не белая. Просто восхитительная.
— Знаешь, — восторженно говорит Вероника, —
папа достал нам сверхчувствительный объектив, какой мы у него просили. Теперь
мы сможем увидеть любое пятнышко на ее теле.
— Надеюсь, что сегодня вечером она сделает
что-нибудь, — вздыхает Мариза.
Так как она ученица другой школы, ей не разрешается
подниматься в комнату сестер: правила школы очень строги. Но, с другой стороны,
если бы она смогла проскользнуть незамеченной в комнату сестер и провести там
ночь, то не для того, чтобы следить за незнакомкой: испытать удовольствие,
лаская тела сестер, было бы единственной ее целью.
Волосы на лобке имеют тот же цвет, что и густые волосы на
голове. Отблеск ламп делает их огненно-красными.
— Это — равносторонний треугольник, —
демонстрирует свои познания Валери. — Каждая сторона имеет ровно
двенадцать сантиметров.
— Дай мне еще посмотреть, — требует Вероника,
отталкивая сестру, чтобы завладеть телескопом. — О, она взвешивает на
руках свои груди.
Наблюдающая на минуту замолкает, вызывая нетерпение у своей
сестры. Когда Вероника снова начинает говорить, голос у нее меняется:
— Руки ее нежно опускаются к бедрам. Она все время
смотрит в зеркало, не отрывая взгляда от своего тела. Теперь пальцы скользят по
ляжкам. Поднимаются вверх. Теперь они на животе. На груди. Остановились на
грудях.
— Дай мне! — требует Валери.
Младшая сестра уступает ей место.
— Что она делает?
— Держит груди. Кажется, она их сжимает. Да, сжимает и
поднимает голову. Она счастлива. Она все время их сжимает. Запрокидывает
голову. Улыбается. Вот. Оставила одну из грудей. Продолжает сжимать другую.
Свободная рука гладит живот. Спускается еще ниже. Рука исчезает между ее ног.
— Хочу посмотреть.
— Подожди. Вот. Подожди… подожди…
Обе замолкают. Надолго замолкают. Потом Валери объявляет:
— Она закричала. Я видела, как открылся ее рот. Она
издала продолжительный крик. Кончила.
