— Ты что сделал, сука! — встревожился
Бреме. — Вот подонок, а!
— Иди и возьми нашу машину со стоянки, — предложил
Рот, — а я его здесь постерегу.
— У меня у нему еще должок, — заметил Бреме и
больно ударил Кохана пистолетом по лицу. Из рассеченной губы пошла кровь.
— Теперь лучше, — сказал Бреме.
Он отправился за своим автомобилем, а Кохан стал лихорадочно
подбирать варианты. Нужно выбросить на пол квитанцию об оплате машины на
стоянке. Может, она все-таки это поймет. Он так и сделал.
Рот ничего не заметил. Через несколько минут к ним подъехал
Бреме на новеньком серебристом «Фольксвагене».
— Садись в мой автомобиль, — приказал он, —
только, пожалуйста, будь осторожен. И не нервируй нас.
Кохан вышел из автомобиля, пересаживаясь в машину Бреме. Рот
прошел следом и снова сел позади него. Ехали они недолго, минут десять —
пятнадцать. Кохан лихорадочно вертел головой по сторонам, пытаясь запомнить,
куда именно его везут.
— Не верти головой, — Рот понял наконец, в чем
дело, — и не пытайся запомнить, куда мы тебя везем. Ты напрасно считаешь,
что сумеешь оттуда вернуться. Там тебя ждет сюрприз.
— Дурак, — презрительно сказал Кохан, — я уже
давно понял, на кого вы работаете. Вы ведь бывшие восточные немцы. И здесь вы
сразу отличаетесь своим идиотизмом.
Рот обиженно засопел, а Бреме, наоборот, радостно
заулыбался.
— Ты нам свои познания не демонстрируй. Срок получишь
пожизненный. Мы на тебя натравим всю полицию ФРГ, небось приехал по подложным
документам. Я ведь честно предупреждаю.
Оставалось надеяться, что Марина поймет его послание и
сумеет вычислить эту машину.
— Я хочу спать, — сказал Кохан, когда они,
выбравшись из машины, ушли в какое-то недостроенное здание.
— Не торопись Андреас, — услышал он знакомый голос
и резко обернулся.
О том, как его на самом деле звали, могли знать только
несколько человек. Но голос! Голос был слишком знакомый. Это был Ультрих
Катцер. Кохан в этом уже не сомневался. И поэтому, даже не глядя туда, откуда
послышался голос, сказал:
— Здравствуй, Ульрих. Я всегда подозревал, что ты
слишком любишь жизнь и не уйдешь просто так. Кажется, вместо тебя на дне канала
похоронили кого-то другого.
Глава 18
Альфред Кохан
Это был действительно Ульрих Катцер. В руках он держал
пистолет. И неприятно улыбался старому знакомому.
— Здравствуй, Андреас, — назвал подлинное имя
Альфреда Кохана.
— Добрый вечер, — ответил Кохан.
Пленившие его мужчины провели подопечного в большую комнату
и приковали наручниками к трубе, заставив высоко поднять руки.
— Кажется, ты здесь неплохо устроился, —
усмехнулся Кохан.
— Не лучше, чем ты, — возразил Катцер, — я
так и думал, что вы полезете к Монаху. Вы еще не знаете, как правы были наши
психологи. Пауль оказался настоящим святошей. Все мои попытки как-то наладить с
ним контакт оканчивались одинаково. Он просто вешал трубку телефона. Цехлин уже
стал гражданином ФРГ и решил выйти из игры. У него есть все, что нужно
человеку: любящая жена, хорошая семья, работа, дети. И как можно заставить его
работать на уже несуществующее государство?
— Мы пока еще существуем, — возразил Кохан.
— Доживаем последние дни, — Катцер махнул рукой.
Бреме и Рот внимательно слушали разговор между бывшими
коллегами-разведчиками.
— Все было ясно уже в середине восьмидесятых, —
сказал, криво улыбаясь, Катцер, — а когда Горбачев окончательно решил
сдать республику, нас уже ничего не могло спасти. Хонеккер слишком медлил с
реформами. А Эгон Кренц оказался маленькой немецкой копией Горбачева. Болтун и
пустомеля. Так мы и проговорили наше государство.
— Почему ты убил Клейстера?
— Догадался, — усмехнулся Катцер. — А что мне
было делать? Как я могу исчезнуть из Восточного Берлина? Только заменив свой
труп чужим телом. И я его заменил. Тогда, в ноябре, ты сидел в своей Америке, а
у нас уже ломали Стену и кричали, что всех офицеров нужно на виселицу, что мы
все убийцы.
— Ты действительно убийца.
— Не нужно, — поморщился Катцер, — моралист
из тебя не получится. Ты ведь уже после этого получил три миллиона долларов на
свои мелкие расходы.
Услышав эту сумму, Бреме и Рот переглянулись. Они впервые
слышали про такие деньги.
— Три миллиона, — повторил Катцер, — ты
получил три миллиона долларов и поехал жить в Аргентину. Какую пользу ты мог
там принести бывшей стране, я не знаю. Но ты считался элитным разведчиком, и
тебе выделили такие деньги. Тогда все еще верили, что можно исправить ситуацию,
что Советский Союз нам поможет. А теперь, спустя полгода, мы все окончательно
поняли, что оказались в дерьме.
Кохан ничего не сказал.
— В дерьме, — повторил воодушевленный его
молчанием Катцер, — я ведь нам тоже хочется пожить, погулять, получить
долю тех денег, которые выделили тебе. В конце концов, это даже непорядочно. Ты
сидишь в Аргентине на своих миллионах, а мы нищенствуем в новой Германии. Где
справедливость? Причем если поймают тебя, то ты, в худшем случае, получишь
общественное порицание за то, что был разведчиком другой стороны. А что будет с
этими ребятами, ты представляешь? Они ведь работали на «Штази», — он
показал на своих подручных.
— Что ты хочешь? — спросил наконец Кохан.
— Денег, — сказал Катцер, — и информацию, что
тоже — деньги. Агенты нужны будут всегда. Поэтому тебе и приказали осесть в
Южной Америке. А это значит, что ты знаешь всех осевших там наших людей. Это
значит, что там оставлена целая сеть нашей агентуры, о которой ты многое можешь
рассказать. Это ведь очень хорошая информация. И мне она тоже очень нужна. Я
ведь не прошу тебя рассказывать об агентуре в Западной Германии. Их фамилии и
клички я знаю получше тебя. А вот в Америке лучше знаешь ты. И самое главное,
что ты сидишь на деньгах. И, судя по всему, уже нашел себе новых хозяев.
— В каком смысле? — спросил Кохан.
— А эта фрау, рядом с тобой, кто она? Только не ври,
что она твой секретарь. Ты прилетел из Аргентины без нее, это я проверил.
Интересная женщина. Но, кажется, русская. Ты решил не менять веры, Кохан? Или ты
все-таки переметнулся?
— Ты болен, Катцер, — спокойно сказал Кохан, тебе
нужно лечиться.
— Договорились. Но только я сначала пропишу тебе свой
курс лечения. Тебя будут поджаривать до тех пор, пока ты не вспомнишь каждого
нашего агента в Америке. И пока не подпишешь чек на два миллиона. Обрати
внимание на мое благородство. Я ведь не прошу все твои деньги. А только два
миллиона. Это, по-моему, справедливо.
