— Что вы ахаете? — всхлипнула женщина. — Отца Дельфы вот-вот заберут сердцееды. Проигрался на дельфиньих гонках. Если бы не это, разве ж я вообще отпустила бы ее работать... Наши заработки все уходят на оплату долга.
— Я сейчас же распоряжусь, чтобы вам выдали деньги, — взяла себя в руки Морена. А Маша с содроганием вспомнила лязгающие шестеренки сердцеедов, отчаянный крик забираемого и подумала: «Для Дельфы наверняка не было ничего важнее папиного долга. Она бы в лепешку расшиблась, но принесла бы родителям деньги. Значит, никуда она не убежала, с ней действительно случилась беда».
— Маша, тебе ведь этим утром нечем заняться, — сказала Морена. — Я тебя прошу — проводи маму Дельфы до бухгалтерии, это там, где стилисты, от кабинета маникюра подниметесь по лестнице на один этаж.
Потом можешь проводить ее до дома и рас-скажешь мне, все ли в порядке. Возьмите мою ракушку. Хотя я точно знаю, что Маша не заблудится.
Маша, напрочь забыв про еду, заторопилась прочь по коридору. Но женщина шла за ней медленно, дотрагиваясь рукой до стены. Смутившись, девочка предложила ей руку. Мама Дельфы тут же схватилась за ее 'е локоть, тяжело и неуклюже, так что тонкая .. Машина лапка заныла от боли, но девочка t сжала зубы и решила не жаловаться. Она е поняла, что женщине намного хуже, чем ей.
Стараясь не клониться набок, она медленно повела свою спутницу к лифту. Бухгалтерию они нашли быстро благодаря не столько указаниям Морены, сколько путеводному лучику колокольцев. Но мама Дельфы не отпустила Машу даже после того как получила деньги. Вцепившись в ее локоть, она торопливо шла по коридору к лифту, затем к стоянке ракушек. Девочка была не против проводить ее до дома, но она не завтракала и теперь хотела даже не столько есть, сколько пить, к тому же солнце поднималось все выше и пекло все сильнее. Оказавшись в ракушке, мама Дельфы объяснила водителю, куда ехать, а сама достала из сумочки бутылку русалочьей воды и отпила несколько глотков. Маше она попить не предложила.
— Какая безответственность... Ей доверили детей, а она и не переживает, что моя девочка пропала. Даже не заплакала ни разу!
Маша облизнула сухие губы, вокруг ракушки дразняще плескалась вода. Разговаривать, поддакивать или, наоборот, выгораживать Морену ей не хотелось, девочку клонило в сон и немного укачивало. Но все как рукой сняло, едва Маша заслышала знакомый лязг.
Ракушка подплывала к мосту, а прямо над перилами висел сердцеед, второй кружился выше. Мама Дельфы закричала и попыталась вскочить на ноги, но упала на ко-лени, едва не укатившись в воду. Длинная механическая рука поднимала за шиворот мужчину. За этим спокойно наблюдали стоящие неподалеку люди.
— Спрутик! Я же принесла деньги! Отпустите его!
— Это бесполезно, — водитель вышел из ракушки и помог женщине подняться, — вы же знаете, они вас не слышат. Сердцееды только забирают должников. Вы лучше поезжайте за ним и на месте заплатите, может, еще успеете... До того как...
Мама Дельфы засуетилась, заспешила обратно в ракушку, но вдруг закатила глаза и обмякла, едва снова не свалившись в воду.
— Ей плохо, — сказала женщина, выбежавшая из толпы. — Ей нужно в тень. Ты вот что, девочка, забери у мамы сумку и поезжай за сердцеедами. Ничего, ты большая, справишься, а я о ней позабочусь, я медик.
Глава 16
В ПОГОНЕ ЗА СЕРДЦЕЕДОМ
Растерянная, испуганная Маша подхватила сумку с зарплатой Дельфы и села обратно. Водитель аккуратно повел ракушку следом за удаляющимися сердцеедами. Девочка сидела, крепко прижав к груди сумку, и уговаривала сама себя не бояться: «Мой долг уплачен, я в безопасности, деньги передам, и все». Ракушка поднялась высоко, сердцеедов вокруг стало больше, и Маша давно потеряла из виду того, кто унес Спрута, отца Дельфы. Наконец, возле купола из мутного голубоватого стекла ракушка остановилась. Она подлетела близко к полукруглым широким ступеням и замерла, еле ощутимо дрожа. Водитель сказал:
— Мне нельзя оставлять транспорт в воздухе, тебе придется идти одной. Иди по указателям, смотри, не заблудись. Я буду здесь, когда ты вернешься.
Тут, наверху, было не так жарко, как внизу. Ветер путал Машины волосы, они лезли в глаза и очень мешали, но девочка не могла их поправить, она обеими руками держала сумку мамы Дельфы, даже обмотала ремешок вокруг запястья, чтобы случайно ее не уронить. Ступая медленно и очень твердо, чтобы не унесло ветром, Маша поднялась по ступенькам. Над головой пролетели, лязгая, сердцееды и скрылись за куполом.
Под куполом было безветренно, зато со всех сторон жужжали лестницы, ведущие вниз. Девочка очень торопилась, она боялась, что у Спрута начнут отбирать Зеленку до того, как она принесет деньги. Фонарик колокольцев выдавал только один путь — вниз — возле каждой лестницы, где останавливалась Маша, в то время как надписи на указателях противоречили друг другу. Наконец девочка подошла к единственной лестнице, где на каждой ступеньке стояли люди. Прямо над ней светилась огромная голубая стрела, на которой было написано «Оплата кредитов и процентов».
— Куда бежишь, — широкая рука преградила ей путь. — Не видишь, тут очередь.
— Мне нужно срочно, — слегка стуча зубами от волнения, попросила Маша. — Человека только что увезли сердцееды. Мне надо скорее отдать деньги.
— Девочка, мы тут знаешь, сколько стоим, чтобы вовремя уплатить по кредиту, заранее, чтобы нас не унесли сердцееды? Ты опоздала полюбому, — обладатель широкой руки сплюнул в сторону. — Шла бы ты домой.
— Я не могу, — пискнула Маша и попыталась проскочить снова, но на этот раз ее схватили за шкирку, как котенка.
«Черт, мне бы хоть на минутку туда попасть, я бы оставила там маячок из пуговицы или монетки, я бы пробилась», — лихорадочно соображала девочка, оглядывая плотно стоящих по всей длинной лестнице людей. Бесполезно.
— Да поймите вы, из него, может быть, уже Зеленку качают, — тщетно упрашивала Маша, она была готова заплакать. — Понимаете, у него дочка пропала. Или похищена.
А жена его только что в обморок упала, я не знаю, что с ней, может быть, что-то серьезное. Этот человек мне даже не знаком, я просто должна деньги передать.
— Отдай мне, — ухмыляясь, предложил обладатель широкой руки, — я передам. Точно, обещаю.
Маша с сомнением посмотрела на него.
В этот момент к ним подошел человек в обычной униформе салатового цвета, только посередине груди на ней был нарисован огромный желто-зеленый глаз, точно такой же, какой имелся у каждого сердцееда.
— Вам не совестно над ребенком издеваться? — спокойно спросил подошедший.
А потом обратился к очереди: — Передайте вперед, чтобы все сместились к левому поручню, пусть девочка пройдет. А ты, милая, беги вниз, там на входе объяснишь, что произошло. Иди, иди, пока я смотрю.
Люди в очереди, кто ворча, кто молча, кто лениво, кто поспешно, пропустили Машу, и девочка побежала вниз. Лестница медленно двигалась под ее ногами, от этого кружилась голова, и Маше казалось, что она вот- вот упадет, кубарем покатится до самого низа. Но тем не менее Маша спустилась нормально, дошла до окошечка, точь-в-точь такого же, как дома. За ним сидела женщина, которая и принимала платежи.
