Через пару минут Штык нашел своего «рядового», схватил за руку и потащил в сторону того места, где оставил катамаран. В шлеме он отлично видел дорогу, несмотря на полную темноту вокруг.
— Наши в доме, заперлись в хранилище, — тараторил тем временем Хомяк. — Вы как, мой генерал? Надо как-то добраться до дома, но там то ли трое, то ли четверо «свободников» осталось, а если Карась сейчас со своими Хука задавит — утром они точно в дом полезут. И могут попробовать крышку хранилища взорвать. Я слышал их разговоры.
— Спокойно, рядовой, — сказал Штык. — Сейчас как раз и поплывем к нашим.
— Смотрите, мой генерал, — тихо сказал Хомяк, когда они столкнули катамаран и взяли весла в руки. — Мне чудится или дом не на том месте, где был всегда?
— Мне тоже показалось, что он движется, — удивленно сказал Штык. — Ну ничего, сейчас разберемся. Бди за аномалиями, а то шлем при быстром движении не успевает обрабатывать данные.
— Шлем?
— Потом объясню.
Дом действительно медленно дрейфовал в сторону постоянной цепочки аномалий в центре озера. Катамаран легко скользил по воде. Сворачивать в сторону почти не приходилось — большинство аномалий снижало активность в это время ночи. Шум рукопашной схватки постепенно затихал, а вскоре раздалась и первая автоматная очередь. Противники сумели разойтись, и теперь вокруг лагеря начинался ночной бой среди аномалий, в котором у «свободников» опыта было гораздо больше. Только много ли их осталось после рукопашной?
Катамаран уже почти подошел к платформе дома, когда из темноты послышалось:
— Стой, кто плывет?
— Свои, ефрейтор Буль, — весело ответил Штык, отлично видевший два тепловых силуэта на фоне стены дома.
— Мой генерал! Хомяк!
Катамаран ткнулся в край платформы, дружеские руки помогли выбраться на платформу. Попав в объятия Буля, Штык с изумлением понял, что растроган до слез. Все свои оказались живы, остальное было неважно.
— Куда плывем? — деловито спросил Штык, когда все наобнимались, стараясь, чтобы голос звучал по-деловому строго. — И где ваши охраннички?
— Мы поменялись с ними местами, — пояснил Крот. — А дом плывет по течению прямиком к хребтовой константе. Пусть сгинет эта чертова сокровищница хабара, а то так и будут сюда лезть любители легкой наживы. Надо уходить. Тут скоро еще одно течение добавится — дом быстрее пойдет. А что будет, когда вся масса накопленного материала окажется в активной зоне аномалий константы — я даже примерно сказать не возьмусь. Но лучше от этого места быть подальше.
— Катамаран подан, — шутливо сказал Штык. — Есть еще пара весел?
В четыре весла, с двумя дисарами на борту, катамаран на спокойной воде ночного озера поставил, наверное, местный рекорд. Выбираясь на берег в конце северного рукава и поднимаясь по склону горы — надо бы попрощаться с домом, ребяты, сказал Крот — они продолжали слышать ожесточенную автоматную перестрелку вокруг лагеря «свободников». Протяжный стон, раздавшийся откуда-то с заднего склона горы, услышал только Штык. Немного постояв, всматриваясь в темноту, он вздохнул и двинулся за остальными.
Сверху ночное озеро всегда смотрелось особенно эффектно. Они замерли, разглядывая огненные всполохи в толще воды, частые вспышки выстрелов на берегу и почти неразличимую тень дома, неотвратимо скользящую над подводными всполохами прямо в сердце мощнейших донных аномалий.
64
Тяжело раненого Хука Ганс на руках дотащил до лодки.
— Дом, — хрипел Хук, — нельзя отдать им дом. Там наши, там продержимся. И тогда озеро — наше. И все это место — наше.
Ганс почти не слушал своего командира. Уложив его на дно лодки, он столкнул ее в воду и забрался следом сам. Пулемет лежал тут же, а больше Гансу ничего и не нужно было. Подгребая веслом то с правого, то с левого борта, он не думал об опасности аномалий. Не повезет, так не повезет. Все равно ничего с этим он сделать не мог. Зато дом впереди становился все ближе, и, стараясь попасть к нему как можно быстрее, Ганс напрягал последние силы. Странное дело, но ему казалось, что дом не ждет покорно, пока на него высадятся новые хозяева, а испуганно удирает прочь, не желая даваться в руки чужакам.
— Не уйдешь, — сипел ему вслед Ганс, налегая на весло.
И дом не ушел. Вскоре лодка ударилась бортом о платформу и Ганс тут же привязал ее за кусок доски, торчащей из настила. Труднее всего оказалось перетащить на платформу грузного Хука. На крики никто не отзывался и Гансу пришлось корячиться самому. Потом настала очередь пулемета. Его Ганс сразу установил на сошки и пристегнул коробчатый магазин.
Только убедившись, что все готово к обороне, Ганс двинулся на поиски своих людей. В доме никого не было. Свет не включался. Темнота и тишина. И сколько Ганс не звал, никто ему не отозвался.
— Плохо дело, — устало сказал он, возвращаясь к Хуку. — Напугал ты их, видимо, своими угрозами, вот и свалили куда-то.
Хук лишь слабо стонал в ответ, по всей видимости, даже не слыша своего пулеметчика.
Движение факелов на берегу привлекло внимание Ганса.
— Вот он, наш домик! — орали с берега радостные, словно пьяные от победы, голоса. — Мы богаты! Урр-а-а-а!
— Сейчас я покажу вам победу, — зло сказал Ганс, устраиваясь рядом со своим пулеметом. — Сейчас вы у меня попразднуете.
Стальная плеть хлестнула по берегу, сбивая радостные крики, ломая тела, сшибая торжественный огонь факелов. На берегу заорали, забегали, побросали в воду оставшиеся факелы. Потом с берега по дому начали сажать из автоматов. По всей видимости, теперь ни одна аномалия не мешала им стрелять: вокруг Ганса засвистели пули, полетела во все стороны выбитая щепа.
— Отлично, — зло обрадовался Ганс.
Короткие вспышки на фоне темной стены леса смотрелись гораздо более удобной мишенью, чем факельное шествие на берегу. Ганс жалил их своими очередями, не жалея патронов, и смеялся в полный голос. Вспышки гасли одна за другой и больше не появлялись.
И не было в целом мире счастливее пулеметчика, чем фримен Ганс.
65
Ну вот, ты и возвращаешься туда, откуда сбежал два месяца назад. Судьба любит ходить кругами, даже если кому-то и кажется, что это спираль. Мне нестерпимо жаль, что погибнув, ты утянешь за собой в могилу и Штыка. Но сделать ничего не могу. Наверное, это главное проклятие, наложенное на меня Зоной.
Надеюсь, когда тебя прижмут, ты будешь долго мучиться, прежде, чем подохнешь. Беги, Феникс, спеши. Я жду тебя. И если так получится, что и ты вдруг станешь призраком навроде меня, покоя тебе не будет и здесь.
66
Они загоняли его по всем правилам какой-то своей охотничьей науки уже много часов подряд, не давая сделать передышку. Он двигался быстрее, лучше видел в темноте и не боялся небольших аномалий. Он мог забраться на дерево и проделать значительный путь, не опускаясь на землю. Он хитрил, резко меняя маршрут и пытаясь спрятаться, обходил огромные аномалии. Но все было бесполезно. Проходило примерно полчаса, и вдалеке снова слышались голоса преследователей, мелькал свет тактических фонарей, слышалось характерное позвякивание металла.
