Восьмой день.
Примеры наказаний, продемонстрированные накануне, привели к
тому, что на следующий день не нашлось, да и не могло найтись человека,
совершившего промах. Уроки продолжились на «работягах»; поскольку до кофе не
произошло никаких особенных событий, мы начнем описание дня лишь с этого
момента. Кофе подавали Огюстин, Зельмир, Нарцисс и Зефир. Снова началось
спускание в ляжки; Кюрваль добрался до Зельмир, Герцог – до Огюстин;
повосхищавшись и перецеловав их хорошенькие ягодицы, которые, не знаю почему, в
тот день обладали какой-то особом грацией, притягательностью, даже каким-то
румянцем, который ранее не наблюдался, так вот, после того, как наши распутники
обцеловали и обласкали эти очаровательные маленькие попки, они потребовали от
них пуков. Епископ, который держал в руках Нарцисса, уже получил их; были
слышны пуки, которые Зефир выдавал в рот Дюрсе… Почему бы не последовать их
примеру? У Зельмир это получилось, но Огюстин напрасно старалась, напрасно
напрягалась; Герцог угрожал подвергнуть ее в субботу той же участи, что она
испытала накануне; ничего не выходило; бедная малышка расплакалась, когда
наконец, один бесшумный пук принес ему удовлетворение. Он вдохнул и, довольный
этим знаком покорности хорошенькой маленькой девочки, которая ему нравилась,
вставил ей свое огромное орудие между ляжек и, вытащим его в момент своей
разрядки, полностью оросил спермой ее ягодицы. Кюрваль сделал то же самое с
Зельмир; Епископ и Дюрсе довольствовались тем, что называется «маленькой дурочкой».
После сиесты, все прошли в гостиную, где прекрасная Дюкло, одетая в тот день
так, чтобы заставить всех окончательно забыть про ее возраст, появилась
восхитительной при свете ламп; наши распутники, распалившись на ее счет,
позволили ей продолжать повествование с высоты своего помоста лишь после того,
как она продемонстрировала собранию свои ягодицы. «У нее действительно очень
красивая задница», – сказал Кюрваль, – «Да, мой друг, – сказал
Дюрсе, – подтверждаю, что встречал немного таких, которые были бы лучше
этой». Приняв похвалы, наша героиня опустила юбки, присела и продолжила нить
своего рассказа таким образом, как прочтет читатель, если доставит себе труд
продолжить чтение, что мы советуем ему для его же удовольствия:
«Одна мысль и одно событие, господа, стали причиной того
явления, которое не относится к прежнему полю битвы. Мысль моя очень проста:
она была порождена прискорбным состоянием моих доходов. Вот уже девять лет
минуло с тех пор, как я жила у мадам Герэн; хотя я тратила очень мало, все же
мне не удавалось отложить и ста луидоров для себя. Эта женщина, очень ловкая и
строго соблюдающая свои интересы, постоянно находила способ оставлять за собой
по меньшей мере две трети выручки, а также удержим и, значительные суммы из
оставшейся трети. Такие уловки пришлись мне не по душе, и я, подстрекаемая
настойчивыми просьбами другой сводницы, по имени Фурнье, которая приглашала
меня жить к себе, и, зная, что эта Фурнье принимала у себя старых развратников
более высокого пошиба и гораздо более богатых, чем те, которые бывали у госпожи
Герэн, я окончательно решила рассчитаться с первой и уйти к другой. Что
касается того события, которое укрепило меня в этой мысли, – это была
потеря моей сестры; я была так сильно привязана к ней, что не могла более оставаться
в доме, где все напоминало мне о ней в ее отсутствие. Около шести месяцев
дорогую сестру посещал важный человек, худощавый, черноволосый, физиономия
которого мне не нравилась. Они закрывались вместе, и я не знаю, что делали:
сестра ни разу не пожелала рассказать мне об этом, а сами они располагались в
таком месте, где я не могла их видеть. Как бы там ни было, в одно прекрасное
утро она приходит ко мне в комнату, обнимает меня и говорит, что удача
улыбнулась ей: она становится содержанкой этого важного человека; все, что мне
удалось узнать, так это то, что своей удаче она была обязана красоте своих
ягодиц. Она дала мне свой адрес, рассчиталась с госпожой Герэн, поцеловала нас
и уехала. Как вы понимаете, я не преминула спустя два дня сходить по указанному
адресу; там никто не мог понять, о чем я говорю. Мне стало совершенно ясно, что
моя сестра обманута, поскольку я не могла предположить, что она желала бы
лишить меня удовольствия видеть ее. Когда я пожаловалась госпоже Герэн на то,
что произошло со мной в этой связи, та хитро улыбнулась и отказалась
объясниться: из этого я поняла, что она была в курсе этой загадочной авантюры,
но не хотела, чтобы я в нее вникала. Это задело меня и заставило принять
окончательное решение; поскольку у меня больше не будет случая рассказать вам
об этой моей дорогой сестре, кажу вам, господа: каких только розысков я ни
предпринимала, каких только усилий ни прилагала, чтобы найти ее, оказалось
совершенно невозможным узнать о том, что с ней стало».
«Это вполне понятно, – сказала Ла Дегранж, –
поскольку она не прожила и суток после того, как покинула тебя. Она не
обманывала тебя. ее саму обвели вокруг пальца, но госпожа Герэн знала, о чем
шла речь». – «Боже праведный! – сказала Дюкло. – Увы! Хотя я и
не могла видеться с ней, я все же тешила себя надеждой, что она жива». –
«Ты была совершено неправа, – продолжила Ла Дегранж, – она не солгала
тебе: именно красота ее ягодиц, удивительное совершенство зада привели ее к
приключению: она надеялась найти свою удачу и встретила лишь смерть».
«А кто был длинный худой человек?» – спросила Дюкло. –
«Он был посредником в этой авантюре, он работал не на себя». – «Но все же
он упорно встречался с ней на протяжении шести месяцев», – сказала
Дюкло. – «Для того, чтобы обмануть ее», – ответила Ла Дегранж, –
но продолжай свой рассказ, подобные уточнения могут наскучить господам, эта
история относится и ко мне; я дам еще в этом отчет». – «Увольте от ваших
сентиментальностей, Дюкло, – сухо сказал Герцог, видя, что та с трудом
сдерживает непрошенную слезу, – нам неведомы подобные сожаления, скорее
мир перевернется, чем мы издадим хотя бы один нздох по этому поводу. Оставьте
слезы для придурков и детей; пусть они никогда не запятнают щеки разумной
женщины, которую мы уважаем». Услышав эти слова, наша героиня взяла себя в руки
и продолжила свой рассказ:
«В силу причин, которые я только что объяснила, я и приняла
свое решение, господа; госпожа Фурнье, которая предоставляла Мне неплохое
жилье, совсем по-иному сервированный стол, гораздо более дорогие, хотя и более
тяжелые партии, впрочем все при равном разделе и без каких-либо вычетов, тотчас
же склонила меня к окончательному решению. В то время мадам Фурнье занимала
целый дом, пять молоденьких и хорошеньких девиц составляли ее сераль; я стала
шестой. Позвольте мне здесь поступить так же, как я делала с мадам Герэн, то
есть описывать своих товарок по мере того, как они будут становиться
персонажами какой-либо истории. На следующий день после моего прихода мне дали
работу; клиенты валом валили к госпоже Фурнье, и каждая из нас зачастую имела
ежедневно по пять-шесть гостей. Но я буду рассказывать вам, как это делала и
раньше, лишь о тех партиях, которые могут привлечь ваше внимание своей
пикантностью или необычностью.
Первый мужчина, с которым я встретилась на новом месте, был
рантье, человек лет пятидесяти. Он заставил меня встать на колени, наклонив
голову к кровати, и, устроившись на кровати также на коленях надо мной,
возбудил себе член у меня во рту, приказан мне держать рот широко открытым. Я
не потеряла ни капли, развратник сильно позабавился, глядя на мои конвульсии и
позывы к рвоте, которые вызывало у меня это отвратительное «полоскание горла».
