В этот вечер на диване рядом с Епископом сидела Юлия.
Поскольку она ему очень нравилась, его бодрое состояние было весьма кстати. У
Герцога сидела Алина, у Дюрсе – Констанс, у Председателя – его дочь. Все были
готовы слушать, и прекрасная Дюкло, воссев на свой трон, начала так:
«Неправильно говорят, будто деньги, добытые путем
преступления, не приносят счастья. Это заблуждение, уверяю вас в этом! Мой дом
процветал. Никогда у мадам Фурнье не было столько клиентов. И однажды, господа,
мне пришла в голову мысль, немного жестокая, сознаюсь в этом, но которая –
осмелюсь похвалить себя, господа! – должна вам в некотором смысле
понравиться. Мне показалось, что если кому-то не делаешь добра (а делать обязательна!),
возникает некоторое сладостное желание причинять зло этому человеку. Мое
коварное воображение ополчилось против уже упоминаемого Петиньона, сына моей
благодетельницы, которому мне поручено было дать состояние, достаточно большое
для бедного сапожника, – состояние, которое я уже начала растрачивать на
свои безумства.
И вот мне представился случай. Этот несчастный женился на
девушке из своей среды; единственным плодом этого бедного союза стала дочка,
прекрасная, как день. Ей как раз исполнилось к тому времени двенадцать лет, и
черты ее лица еще сохранили всю привлекательность детства. Родителя воспитали
ее в бедности, но достойно и со всем старанием. Прекрасный случай, чтобы
подстроить Петиньону ловушку! Я знала, что он не ходил по судам и ничего не знал
о правах, которыми обладал. Как только мадам Фурнье рассказала мне о нем, я
постаралась разузнать все о нем самом и о его окружении. Так я узнала о том,
что он обладает настоящим сокровищем. В то же самое время Маркиз де Мезанж,
известным развратник, о занятиях которого Ла Дегранж, без сомнения, еще много
вам расскажет, обратился ко мне с просьбой подобрать ему девственницу не старше
тринадцати лет – цена за услугу были назначена очень высокая. Я не знала, что
он собирался с ней делать – он не слыл слишком жестоким в этом вопросе. Глинным
условием договора Маркиз ставил девственность; только после того, как она будет
установлена экспертизой, он обещал передать мне обещанную сумму денег. Начиная
с того момента, говорил Маркиз, ребенок будет полностью принадлежать ему,
возможно ом уедет и никогда не вернется во Францию. Так как Маркиз был одним из
моих постоянных клиентов, – и вы его скоро увидите на сцене, – я
старалась изо всех сил удовлетворить просьбу. Дочка Петиньона показалась мне
самым подходящим объектом.
Но как ее заполучить? К тому же условие об отъезде из
Франции… Девочка всегда была дома. Учили ее тоже дома. У меня не было никакой
надежды. Я не могла воспользоваться услугами одного похитителя, который
орудовал по деревням; Маркиз же, между том, торопил меня. Оставалось одно
средство, – и оно вполне соответствовало тайной злобе и сладострастию, с
которыми я готовила это преступление.
Я решила ложно обвинить родителей и посадить их за решетку,
чтобы девочка осталась одна на попечении друзей, – здесь мне было бы легче
заманить ее в ловушку. Я наняла прокурора, очень ловкого, мастера на все руки.
Он быстро состряпал дело, и не прошло восьми дней, как муж и жена оказались в
тюрьме.
Моя ловкая посыльная сначала поместила девочку у бедных
соседей, а потом малышка сама пришла ко мне. Ее красота превзошла все мои
ожидания. Кожа была нежной и белой, формы округлы и прелестны. Трудно было
найти более красивого ребенка!
Так как эта операция, включая все расходы, встала мне почти
в двадцать луидоров и так как Маркиз был готов платить по договору, а после
выплаты не хотел ни с кем иметь никаких переговорен, я сама определила ему
сумму в сто луидоров, выиграв таким образом на этой истории чистыми шестьдесят
луидоров; двадцать я отдала прокурору, и он так устроил, что отец и мать
девочки долго не получали о ней вестей. В конце концов, они узнали об ее
исчезновении – скрыть это было невозможно. Соседи, виновные в небрежности,
извинялись как могли; что касается сапожника и его жены, то мой прокурор так
устроил, что они уже не могли просить защиты, поскольку оба умерли в тюрьме
примерно через одиннадцать лет после похищения девочки. На этим несчастье я
выиграла дважды, поскольку не только получила деньги за продажу ребенка, но и
окончательно заимела в свою собственность шестьдесят тысяч франков, которые мне
были передами хозяйкой для сапожника. Что касается похищенной девочки, то
Маркиз сказал правду: я больше никогда ничего не слышала о ней… Может быть, Ла
Дегранж может что-то рассказать о конце этой истории… Ну а теперь вернемся к
текущим событиям нашей жизни. Итак, мой рассказ подсказал вам какие-то новые
детали порока в том списке, который мы начали?»
* * *
«Черт возьми, я до безумия люблю твою осторожность,
Дюкло! – воскликнул Кюрваль. – Здесь речь идет о продуманном
злодействе, и я в восторге от того, так тщательно оно готовилось! Я обожаю этот
процесс – от заигрывания в начале, до последнего (удара по жертве, с которой ты
еще не ощипал перышки. Вот в чем (для меня заключена особая утонченность
преступления!»
«Я бы предпочел сделать так, – сказал Дюрсе, –
чтобы жертва почувствовала освобождение.»
«Господа, – вмешалась Дюкло. – Когда в мире нет
кредита, который тебе щедро отпущен, приходится для своих проделок нанимать
людей, находящихся в твоем подчинении. Осмотрительность часто бывает
необходимой. Не всегда осмеливаешься делать то, что хочешь.»
«Это точно, это так! – подтвердил Герцог. – Она не
могла сделать лучше того, что сделала!»
И любезное создание вновь пустилось в плавание: «Ужасно,
господа, – сказала эта красивая женщина, – рассказывать вам о
мерзостях, подобных тем, какие я вам недавно описывала. Но вы потребовали,
чтобы я объединила все, что могло вызвать интерес, и ничего не утаила от вас.
Еще три примера этой жестокой грязи – и мы перейдем к другим фантазиям.
Первый, о ком я расскажу, был старый управляющий поместьями.
Ему было около шестидесяти шести. Он заставлял девушку ходить голой и, потрепав
ее ягодицы, что делал скорее грубо, чем с нежностью, вынуждал ее делать
по-большому прямо перед ним посреди комнаты. После этого он делал кучу рядом и
руками соединял обе вместе; затем заставлял девушку ползти на четвереньках к
этой куче и съедать ее, все время показывая при этом перемазанный калом зад. Он
выпускал сперму, когда все было съедено. Мало какая из моих девушек, как вы
понимаете, могла подчиниться такому свинству; ему же нужны были только молодые
и свежие. Я их находила, потому что в Париже можно найти все, но и заставляла
его хорошо за это платить.
Второй клиент из трех, о которых я собираюсь вам рассказать,
требовал от девушки полного послушания. Так как этот развратник хотел иметь
очень молодую девушку, мне приходилось нанимать для этого почти детей. Я
подбирала девочек не старше четырнадцати лет. Старик велел девочке раздеваться
донага. Потом повернуться к нему задом и пукнуть. После этого он пять раз
пускал струю мочи, заставляя девочку принимать ее рот и глотать по мере того,
как моча попадала ей в горло. В течение всего этот времени, сидя верхом у нее на
груди, он одной рукой держал спои член, а другой лепил ровный шарик из кала.
Свои омовения он собирался повторить и в шестой раз, так как извержения спермы
все не было. Девочка, которую тошнило, умоляла его о пощаде но он смеялся си в
лицо и продолжал свое дело в шестой раз, пока не добился своего.
