В подъезде сидела уже другая бабуля.
– Утром на месте была, – сообщила
она, – потом вроде ушла. Может, в институт? Или в больницу за инвалидом
каким? Она вроде как с ними работает.
Дворника Юры тоже не нашла. Обычно он
день-деньской торчит на глазах, но сегодня его никто не видел. Окончательно
разочаровавшись, поехала в Ложкино.
Дома было тихо. Я взяла в кабинете толстый
справочник и устроилась в спальне. Через полтора часа подвела итог. Патронажных
медсестер, то есть медицинских работников, ухаживающих за беспомощными
одинокими инвалидами, предоставляют муниципальные общества Красного Креста, и
ни в одном из них не работает Нина Самохвалова. Но в столице существует
множество частных агентств. Я набрала номер «Помощника» и тихонько проблеяла в
трубку:
– Хочу пригласить медсестру для ухода за
парализованным отцом.
Вежливый голос моментально сообщил расценки:
один день – десять долларов. Лекарства, памперсы, моющие средства –
естественно, за счет хозяев. Еще медицинского работника полагается покормить.
Сопровождение в другой город – в два раза дороже.
Повесив трубку, я через минуту вновь
обратилась в то же агентство, постаравшись изменить голос.
– Вам нужны сотрудники?
Тот же безукоризненно вежливый голос
осведомился:
– Имеете медицинское образование?
– Медсестра широкого профиля.
– Сто долларов в месяц плюс обед в семье
у больного, и, естественно, чаевые никто не отбирает.
– Много дают?
– Долларов на двадцать можете твердо
рассчитывать.
– Берете только профессионалов?
– С предъявлением диплома, – уточнил
голос.
Я повесила трубку и позвонила в другое
агентство. Расценки примерно совпадали, и везде требовались только
дипломированные сотрудники.
В глубокой задумчивости я пошла вниз. Где же
подрабатывает Нина? У девушки нет никаких шансов устроиться официально, она не
имеет документов медсестры, учится в гуманитарном институте. Бешеных денег за
уход не платит никто, двадцать долларов в месяц считаются роскошными чаевыми. А
Самохвалова небось только за квартиру отдает триста, плюс машина, бензин,
джинсы «Труссарди», кофточки «Naf-Naf»… Папа присылает? Но он только-только
построил новый дом, все средства туда вложил. Наверное, все-таки зарабатывает
сама. Но как? Может, это Базиль содержит любовницу? Корзинкин, безусловно,
обеспечен, но, как все французы, жаден до невозможности. Россияне, начитавшись
«Трех мушкетеров», составили неправильный образ парижанина – этакого гуляки,
весельчака, бабника, не считающего расходов на прекрасных дам и выпивку. На
самом деле среднестатистический француз предпочитает укладываться спать в
десять, никогда не позовет знакомых в гости, а если все же сподобится устроить
вечеринку, то к столу подадут фисташки, орешки да блюдо с сыром. Впрочем, могут
торжественно внести ветчину. Причем, если гостей шестеро, то на роскошном,
доставшемся от бабушки подносе сиротливо будут лежать только шесть ломтиков –
по одному на человека, добавку просить не принято. Так что вряд ли Корзинкин
обеспечивает своей даме сердца роскошный образ жизни. Ну, духи может подарить
или недорогое колечко…
В гостиной на диване валялся Кешка. На столике
– несколько журналов, я машинально схватила одно издание.
– Не смотри, – велел сын.
Но я уже в ужасе уставилась на первую
страницу. Ее целиком занимало фото молодой улыбающейся женщины. Ее можно было
бы даже посчитать хорошенькой, если б не уродливое тело. Левой груди нет, на ее
месте змеится белый шрам, от правой сохранились жалкие остатки. Внизу подпись –
Виола, тридцать пять лет, радикальная мастэктомия, агентство «Лотос».
– Что это? – еле-еле ворочая языком,
спросила я, машинально продолжая листать странное издание.
Следующие фото оказались еще отвратительней.
Милые дамы демонстрировали результаты ампутации рук или ног, далее шли снимки
молодых мужиков с телами, покрытыми шрамами. Все фото сделаны с почти
обнаженной натуры – крохотные трусики прикрывали лишь небольшой участок тела.
На последних страницах были настоящие уроды: карлики, отвратительно ожиревшие
бабы, парочка парней с невероятными родимыми пятнами.
– Какого черта ты купил эту гадость да
еще приволок домой? – накинулась я на сына. – Где взял кошмарный
журнальчик?
Кешка потянулся и глянул на стол.
– Данную порнографию приволок Ефим. Если
сейчас начнем возмущаться и жечь в печке, моментально притащит десяток новых и
примется всем показывать. Лучше сделать вид, что нас это не волнует, и оставить
их валяться тут. Ты же его знаешь.
Абсолютно точно. Стоило старику сообразить,
что вас что-то смущает, как он тут же моментально начинал педалировать
ситуацию. Такой вот омерзительный тип – получает настоящее удовольствие, глядя,
как мучаются его несчастные жертвы.
– Боюсь, Машка полезет посмотреть, –
вырвалось из моей груди.
Кеша вздохнул.
– Если сейчас спрячем, дедуля точно ей
покажет. В конце концов, ничего страшного, просто несчастные, изувеченные люди.
Естественно, ребенку не следует рассказывать, зачем бедолаги тут свои фотки
выставили. Ладно, сам объясню. Мол, журнал выпускает общество инвалидов, чтобы
поддержать в людях мужество. Тебе сделали страшную операцию – не переживай,
посмотри на других, может, им еще хуже, а они улыбаются! И ты придерживайся
этой версии. Да не переживай так, пролистнет и бросит!
– А правда, зачем подобное демонстрировать?
Кешка сел и поглядел на меня.
– Мать! Тебе что, двенадцать лет?
Наивная, как щенок.
Я обиделась.
– Ну, прости глупую, уж объясни ей…
Аркашка хмыкнул.
– Про сексуальные извращения слышала?
Я кивнула. Уж не настолько наивна, вроде знаю
и про гомосексуалистов – и про педофилов.
– А это просто разновидность
другая, – пояснил сын, – есть такие кадры, которых привлекают только
убогие. Ну не стоит у него на нормальную бабу, подавай чего пострашней. В конце
концов – это личное дело каждого, с кем спать. И ничего плохого нет в том,
чтобы изуродованная женщина нашла себе пару. Но продавать такие журналы открыто
на лотках нельзя. Следует распространять через больницы или общества инвалидов
– словом, не знаю как! Честно говоря, не хотелось, чтобы подобное издание
попадало в детские руки. Но пока нет криминала, это имеет право на жизнь. Есть
же у лесбиянок «Розовая пантера», а эти чем хуже. Помнишь Диму Петровского?
