Лифт привез на последний этаж, нос уткнулся в
табличку «Лаборатория. Посторонним вход запрещен. Зараженные грызуны». Железную
дверь украшал «глазок» и нечто, напоминающее помесь домофона с кодовым замком.
Сплошные кнопочки и колесики. Ну что ж, понятно, больница небось ведет
исследования, потом должны же они где-то делать всяческие анализы. Непонятно
только, при чем тут грызуны. Вряд ли станут держать в больнице зараженных чумой
и сибирской язвой крыс. Скорей всего просто повесили такую табличку, дабы
отпугнуть любопытных. Знаю, знаю, сами писали в свое время на туалете для
сотрудников «Не входить, злая собака». Студенты, конечно, знали, что к чему, но
хоть посторонние посетители не лезли.
Я молча стояла возле запертой двери, судорожно
соображая, куда податься дальше. Внезапно послышалось шуршание лифта. На всякий
случай отошла за массивную колонну. Чудесное укрытие. Толстый мраморный ствол
скрыл меня от постороннего взгляда, я же видела абсолютно все.
Из подъемника с лязгом выехала железная тележка
с бачками. Толстая санитарка потыкала в кнопки – 967.
– Кто? – донеслось из домофона.
– Обед.
Дверь распахнулась, и перед моим взором
предстал длинный коридор. Охранник не впустил бабу внутрь, и она принялась
накладывать порции прямо на пороге.
– Сегодня пятнадцать, – предупредил
секъюрити.
– Чего так? – равнодушно спросила
санитарка, плюхая на тарелки картофельное пюре.
– Двоих выписали, один помер.
Тетка с грохотом закрыла бачок и порулила
назад.
– Слышь, Зина, – окликнул ее
стражник, – у нас сегодня не убирали.
– Знаю, – махнула рукой
женщина, – некому: Танька запила, а я ее подменять не стану. Мне за это не
заплатят, пусть другую ищут дуру.
– Пришли кого-нибудь из девчонок,
Зинуля, – попросил охранник, – а то уже из второй палаты жаловались.
– Ты же не пустишь никого, –
усмехнулась тетка, вталкивая в лифт тележку.
– Ну ладно, ладно, – забормотал
охранник, – подбери подходящую и отправь, пусть скажет, что от тебя.
– Только после пяти, – отрезала
санитарка. – Сейчас все заняты.
Двери лифта и отделения одновременно лязгнули,
и я вышла из-за колонны. Ну ничего себе, под видом лаборатории скрывается нечто
непонятное. Там лежат люди, кого еще будут кормить картошкой с рыбой? Кроликов
и мышей? И потом эта фразочка «двоих выписали, один помер». Даже если у них там
содержатся дрессированные обезьяны, обученные есть вилками с тарелок филе
минтая, то уж выписать их никак не могли. Значит, это еще одно, почему-то
тайное отделение, и судьба подарила шанс. Грех не воспользоваться.
Спустившись на третий этаж, поймала девушку,
несущуюся куда-то с эмалированным лотком, и забормотала:
– Слышь, доченька, нанялась к вам
уборщицей, велели переодеться, а где – не поняла.
– Ступай на первый этаж, под
лестницу, – велела девчонка на ходу.
В чуланчике нашлось несколько железных шкафчиков.
Один раскрыт, внутри довольно помятый белый халат, косынка и уродские
коричневые шлепки. Стащив с рук золотые часы, кольца и вынув из ушей серьги, я
принялась переодеваться. Туго затянула поясок, а косынку надвинула почти до
бровей. Около грязного зеркала валялась дешевая помада ярко-оранжевого цвета.
Преодолевая брезгливость, нарисовала себе полные, вульгарные губы. Здесь
обнаружилась и отечественная тушь, моментально осевшая на ресницах черными
комьями. Ею же навела цыганские брови. С первого взгляда и не поймешь, сколько
лет чучелу – от двадцати до сорока. Подумав немного, свернула из бумажного
носового платка два шарика и сунула за щеки.
Бесстрастное зеркало отразило довольно
странную девицу с отвратительным макияжем и щеками хомяка.
Прихватив стоявшие в кладовке ведро, швабру и
пакет порошка, я поехала на самый верх.
Охранник грозно спросил:
– Ну?
– Зина прислала, – пролепетала я,
прикрываясь шваброй, – полы помыть.
– Слушай внимательно, – велел
мужик, – как звать-то тебя?
– Люба.
– Так вот, Любка, отделение наше особое,
платное. Больные капризные, парочка совсем ненормальных, ты их не слушай, чушь
несут. Если просить о чем станут, не брезгуй, сделай. Судно вынести, подушечку
поправить. Они тебя за заботу отблагодарят, кто деньгами, кто продуктами.
Мужиков не бойся, им тут ни до чего, лишь бы выжить. Поняла?
Я согласно закивала опущенной головой.
– Говоришь мало, это хорошо, –
одобрил мужик, – ты ведь у нас новенькая?
Я вновь затрясла головой.
– Что увидишь тут, никому не рассказывай, –
велел наставник, – замечу примерное поведение, порекомендую на место
Таньки, давно пора пьянчугу гнать. А ты старайся, если хочешь выделиться. В
нашем отделении зарплата выше, сто долларов станешь получать в месяц, да еще
чаевые и еда дармовая…
Я постаралась изобразить, что у меня от
радости язык отнялся.
– Ну ступай, – велел охранник.
Провожаемая бдительным взором, я влетела в
первую палату и загремела ведром. Комната такая же большая, как и на третьем
этаже, тот же предбанник и туалет с ванной. Но лежит только один мужчина.
Молодой, не старше Кешки, весь перевязанный, настоящая мумия. Похоже, он просто
не заметил моего появления.
В следующем помещении – довольно капризный
мужик с ампутированной рукой. Он долго брюзжал по поводу поздней уборки, но в
конце концов дал шоколадку. Униженно поблагодарив и спрятав подношение в
необъятный карман халата, я последовала дальше.
Следующие три палаты оказались пустыми,
кровати не были застелены, на тумбочках чистота. В остальных лежали самые
разнообразные больные. От стонавшей на одной ноте тетки, выставившей из-под
одеяла культю правой ноги, замотанную начинающими промокать бинтами, до совсем
здорового на вид мужика, лениво щелкающего пультом телевизора. Карманы
постепенно наполнялись шоколадками, яблоками и купюрами. Правда, денег давали
не так много – в общей сложности получила около ста рублей, – но для нищей
девчонки-санитарки совсем неплохо. Однако я с трудом сдерживала разочарование.
Базиля не было. Уже ни на что не надеясь, вошла в последнюю комнату.
На кровати сидела молоденькая девчушка с
перепуганным лицом. Услышав грохот ведра, она вздрогнула и затравленно глянула
на меня. В больших, широко открытых голубых глазищах читался откровенный страх.
Я принялась споро тыкать шваброй по углам. Две минуты поскребу тут, и ладно,
пора делать ноги. Корзинкина здесь нет.
