– Да ну? – удивилось начальство, на
всякий случай отодвигаясь подальше. – То-то гляжу, зеленый такой, чудной.
Как он к нам попал?
– В ПКТ поймала, небось с продуктами
передали, сейчас в посылках что хочешь найти можно.
– В ПКТ передачи не носят, – сообщил
капитан.
– А помните, позавчера батюшка приходил,
ему еще Феликс Михайлович разрешил там служить, так он всех печеньем угощал,
импортным, в пачках.
– Непорядок, – нахмурился
начальник, – просто безобразие… Ладно, чего делать-то надо?
– Ничего особенного, – успокоила я
его, – lupus individus дохнет от обычной хлорки. Нужно обработать
помещение, и порядок, только побыстрей, а то вдруг размножится.
– Хлорки у нас завались, –
удовлетворенно отметил капитан, – ладно, уж не знаю, что за зверь такой,
но, наверное, и впрямь лучше провести дезинфекцию. Что для этого требуется?
– Двоих парней дайте – бидон таскать!
– Хорошо, иди готовь отраву, сейчас
пришлю.
Сжимая в кулаке листочек с несчастным
насекомым, я побежала в медпункт. Надеюсь, когда-нибудь Базиль оценит весь
героизм поступка. Сначала отловить таракана, а потом покрасить зеленкой, на
такое, знаете ли, не всякая женщина способна.
Я облила вонючей жидкостью одиннадцать камер
ПКТ. Пары хлорки повисли в воздухе. Заключенные, тащившие бидон, начали
кашлять, охранник притормозил на пороге. Обработав помещение для солдат, я
сердито спросила, ткнув пальцем в неприметную железную дверь возле туалета.
– А там что?
– Особое помещение, вход запрещен.
Я начала требовательно кричать:
– Хотите эпидемию? Разом получите, в
Москву сообщу, в центральную санитарную службу. Не желаете по-хорошему, будет
по-плохому, приедут обработчики, карантин объявят, никого не выпустят по домам.
Просидите тут 45 суток.
– Тише, тише, – замахала руками
охрана, – ну чего расшумелась, давай по-быстрому.
Заклацал замок, и я вошла в тесное, метров
пять, помещение без окна. На деревянных нарах без подушки и одеяла лежал
исхудавший и постаревший Базиль. Меня он, конечно, не узнал. Отчаянно кашляя,
охранник стоял на пороге. Я брызгала во все стороны мерзкой жидкостью, Базиль
чихнул.
Прости, милый, но иначе ничего не выйдет,
придется потерпеть немного. Только, пожалуйста, не удивись, когда к тебе упадет
тоненький листочек…
Корзинкин не подвел и моментально спрятал
маляву.
Я выскочила из камеры и объявила акцию
законченной. Утром прибежала в медпункт и замерла в напряженном ожидании.
Что-то никто не идет, может, просчиталась? А как долго придумывала план!
Сначала хотела спрятать приятеля в бочке с отбросами, но потом увидела, как
содержимое каждого контейнера несколько раз с силой прокалывают железным
прутом! О побеге на автомобиле нечего было и думать. Любую машину сперва
загоняют в так называемый шлюз и осматривают всю до последнего винтика.
Оставался последний шанс – больница. Надеюсь, Базиль четко выполнит инструкции.
Для конспирации я написала записку на французском и обратилась к приятелю так,
как его называет иногда в минуту нежности Сюзи: «Мой милый шу-шу». Надеюсь, что
он не принял бумажку за провокацию…
Тут раздался стук, и в медпункт вошел
встревоженный офицер.
– Здравствуйте, Леня, – радостно
сказала я, – кофейку хотите?
– Не сейчас, Елена Михайловна,
неприятность у нас.
– Что случилось?
– Да вот один в ПКТ, Арсеньев, совсем ему
плохо. Рвет с вечера, прямо наизнанку выворачивает, и поносит вдобавок… Может,
конечно, симулирует, но что-то непохоже. Белый весь, аж до синевы, лоб липкий.
Как бы не помер в мое дежурство. Воскресенье сегодня, Феликса Михайловича нет,
Андрея Сергеевича тоже, я за старшего. Уж гляньте, сделайте милость.
– Ведите.
– Да идти не может, уж вы сами, конечно,
не положено, но сделайте исключение, я и охрану привел.
– Ради вас, Ленечка, согласна на
все, – прощебетала я, и мы двинулись в помещение камерного типа.
Базиль лежал на шконках, запрокинув голову,
рядом стояло отвратительно пахнущее ведро. Я отметила, что ему дали подушку и
некое подобие одеяла – рваный кусок сиреневой байки.
Лицо приятеля приобрело землистый оттенок,
глаза ввалились и украсились черными полукружьями, губы по цвету сливались со
щеками… Корзинкин тяжело дышал, изредка постанывая.
Я удовлетворенно вздохнула и вытащила
стетоскоп, надо же, как здорово подействовало. Ай да Дарья, ну не умница ли!
Офицер и охранники топтались возле нар.
– Советую отойти подальше, – грозно
велела я, – судя по всему, страшная зараза!
Храбрых мужчин как ветром выдуло в коридор. Я
наклонилась над Корзинкиным и тихонько шепнула:
– Не бойся, через несколько часов
отпустит, сейчас поедем в больницу, стони там погромче.
– Чегой-то с ним? – робко
поинтересовался Леня.
– Rexom bulgis operendum, по счастью,
вовремя заметили, еще успеем спасти.
Офицер буквально схватился за голову.
– Господи, мне за него руки-ноги
повыдернут – велели следить, как за куриным яйцом!
Я хотела было поинтересоваться, зачем
требуется следить за куриным яйцом, но прикусила язык. Леня тем временем
лихорадочно пытался заниматься непривычным делом – принятием решения. На лице
несчастного офицера отражалась настоящая мука. Отправить в больницу? А вдруг
начальство заругает? Оставить в ПКТ? Если умрет, по голове тем более не погладят!
Тут Базиля вновь затошнило, и бедолага
скорчился над ведром.
Леня напрягся в последний раз и железным
голосом произнес:
– Готовьте транспорт и конвой.
Глава 28
Через полчаса солдаты впихнули Корзинкина,
лежавшего на носилках, в машину. Я с умным видом сидела рядом. Конвойные,
молодые мальчишки, смотрели на Базиля с легким оттенком жалости.
– Чего это с ним? – робко спросил
один.
Я махнула рукой.
– Долго объяснять, видишь ли, delinius
bord воспалился.
– Заразно?
– Весьма и весьма.
Конвойные с ужасом уставились на носилки и
больше не произнесли ни слова.
В приемном покое они встали было по обе
стороны от «больного», но я тихонечко шепнула:
