– Мальчики, сами видите, ему не то что
убежать, пошевелиться трудно. Сейчас войдет доктор, начнет осмотр, вирусы так в
разные стороны и полетят. Лучше посидите в коридоре, а то не ровен час
заразитесь, лечи вас потом целый год.
Конвойные с сомнением поглядели на лежащего
без сил Базиля.
Я выдвинула последний аргумент:
– Жаль мне вас, молодые еще, детей небось
нет.
– При чем тут дети? – спросил более
бойкий.
– После этой болезни в девяноста
процентах из ста у юношей наступает половое бессилие, импотенция.
Мальчики, не говоря ни слова, выскочили в
коридор. Нет, все-таки приятно иметь дело с мужчинами – всегда знаешь их самое
слабое место.
Тут появился доктор. Глядя на его розовощекое,
круглое лицо, украшенное жидкой бороденкой, я лишний раз похвалила себя.
Молодец, Дарья, правильно наметила день побега – воскресенье. Лагерное
начальство в полном составе отправилось праздновать пятидесятилетие местного
мэра. Разговоры о покупке подарка велись почти всю неделю, а в больнице на
дежурстве оставили совершенного ребенка, вчерашнего студента.
– Ну, – пробормотал врач, – на
что жалуемся?
– Отравился баландой, – спокойно
пояснила я, – нам испорченных кур с птицефабрики прислали, вот результат.
– Безобразие, – возмутился терапевт.
– И не говорите, коллега, –
вздохнула я, – издеваются над людьми, черт знает чем кормят! Пользуются,
что зеки абсолютно бесправны.
– За что он сел? – поинтересовался
доктор, беря Корзинкина за руку.
– Да ерунда, накладные подделал, продавал
маргарин под видом сливочного масла. Попал под статью о мошенничестве, семь лет
дали!
– Какой ужас, вот бедняга, а Мавроди в депутатах! –
воскликнул парнишка, испытывая жалость к Базилю.
– Собственно говоря, уже все
сделала, – отчиталась я, – желудок промыла, глюкозу прокапала,
активированного угля дала, должен оклематься. Вот, хочу попросить только,
оставьте его у себя денька на два, жаль парня назад тащить, слабый еще!
– О чем разговор, естественно, оставим!
Корзинкина повезли в палату, я побежала к
телефону и позвонила в лагерь. Дежурный офицер немедленно схватил трубку,
небось сидел у аппарата, ждал вестей:
– Ну, живым довезли?
– Вот что, Ленечка, положение оказалось
не таким серьезным, скоро выздоровеет. Хочу предложить вам такой вариант.
Насколько понимаю, Феликса Михайловича и его замов в понедельник не будет.
Леня красноречиво промолчал. Не хочет выдавать
старших, только и ежу ясно, что после грандиозной попойки они будут пить рассол
и анальгин. Какая уж тут работа.
– Давайте не скажем им, что Арсеньева
увозили в больницу. Я тут посижу сегодня вечер, ночь и завтра день. А в
понедельник вечером доставим вашего Арсеньева потихоньку назад. Боюсь, влетит
нам от начальства. Так что, если вдруг товарищ Самохвалов позвонит, лучше
молчите. А то улыбнется ваше повышение по званию.
Леня крякнул:
– Елена Михайловна, дорогая, да я для вас
за это все сделаю, ну спасибо!
– Ладно, ладно, Ленечка, свои люди –
сочтемся. Вы только меня в понедельник прикройте, а то первый отряд на прием
придет.
– О чем речь! Скажу, что в Москву за
лекарствами укатила, да перебьются они, больных нет, одни симулянты,
мастырщики!
Уладив полюбовно щекотливое дело, я заглянула
к Базилю. Палата на первом этаже, в самом конце коридора, окна забраны
решетками, дверь заперта, у порога – конвойные.
– Вот что, мальчики, – решила я
испугать их еще разок, – сами понимаете, не во всякой больнице есть
охраняемая палата. Арсеньева бы по-хорошему следовало в инфекцию положить, да
возможности нет. Вот и сунули сюда, врач станет говорить, что у него
отравление, – не верьте. Это специально, чтобы другие больные не
бунтовали: мало того, что приходится с уголовником рядом лежать, так еще и
заразный. А вы помните, что я вам говорила, лишний раз в палату не суйтесь,
никуда он не денется, лежит почти без сознания, на окнах решетки.
Парни согласно закивали головами. Я побежала к
выходу, время подбирается к трем, а еще предстоит сделать кучу вещей.
К одиннадцати вечера я, отдуваясь, притащила в
больницу довольно большую сумку и оставила ее в ординаторской. Из медицинского
персонала в отделении было только двое сотрудников – уже знакомый бородатый
доктор и молоденькая медсестра, хорошенькая и бойкая, явно старавшаяся
понравиться терапевту.
Я вытащила из баула кастрюльку с салатом и
горячей картошкой, палку «Докторской» колбасы, большой торт с ужасающе зелеными
розами и бутылочку «Клюковки».
– Давайте поужинаем, коллеги!
Медики радостно пошли к столу.
– Может, охрану кликнем? –
предложила я и вышла в коридор.
Парни скучали на табуретках у двери.
– Вас кормили?
– Кашу дали, – откликнулся один.
– С селедкой, – пояснил другой.
– Ну тогда пошли.
– Мы на службе, – пояснил первый.
– На минуточку, да чего будет-то? Дверь
заперта, решетки…
Поколебавшись минутку, парни двинулись в
ординаторскую. Инструкции на то и писаны, чтобы их нарушать. К тому же
начальство далеко, можно и расслабиться.
Минут через пятнадцать все они спали. Клофелин
в алкоголе – старое, испытанное средство, дешево и эффективно.
Вытащив у охраны ключи, я полетела в палату к
Базилю.
Приятель поднял голову.
– Не пугайся, это я, Даша.
– Боже, – пробормотал
Корзинкин, – что ты мне подсунула, что за таблетки?
– Ничего особенного – циклофосфан, дают
онкологическим больным в качестве профилактической химиотерапии. Побочный
эффект – сильная тошнота. Да ты не волнуйся, проходит без следа, люди годами
пьют, и ничего, живы! Правда, три штуки сразу – крутовато, но мне нужен был очевидный
эффект.
– Ты его получила, чуть концы не
отбросил, – простонал Базиль и сел.
– Хватит ныть, – обозлилась
я, – тоже мне, белый ландыш, давай быстрей отсюда… Впрочем, если хочешь
назад в лагерь, можешь оставаться.
Корзинкин вихрем слетел с койки.
