– Хотели отправить в «Альбатрос» под
видом туриста своего сотрудника. Думали посмотреть, как работает канал, а тут
ты, моя радость, с щенячьим энтузиазмом кинулась с головой в омут, вот
«засланный казачок» и не понадобился. Проследили сначала за Лолой, потом за
сотрудниками лагеря, которые готовили «посещение». Так что большое спасибо.
Хочешь благодарность в приказе, как внештатному работнику, объявлю? А можно
часы с гравировкой «За храбрость» вручить, – издевался полковник.
Я потрясенно молчала.
– Впрочем, ты тоже должна меня
поблагодарить, – не успокаивался приятель.
– За что?!
– Ну с чего бы это все твои домашние
укатили в Петербург?
– Ты хочешь сказать…
– Именно. Просто попросил их на денек
убраться из дома, чтобы сумасшедшая мамаша чувствовала себя в безопасности.
Я-то понимал, как кипят твои мозги при мысли о том, что нужно придумать, дабы
родственники не заметили твоего отсутствия.
– И они согласились? Все?!
– Ну не совсем бескорыстно, – гадко
хихикнул приятель, – пришлось потратиться. Две коробки корзиночек с белым
кремом, фигурка таксы и баллон суперполироля для «Мерседеса» – вот твоя цена.
Слова не вылетали из горла. Продать мать за
пирожные, фарфоровую собачку и автомобильную натирку – непостижимо!
– А что будет со мной? – робко поинтересовался
Базиль.
Полковник с сомнением поглядел на Корзинкина.
– В зависимости от того, как поведете
себя на следствии. Скорей всего просто выдворят из страны и запретят в
дальнейшем въезд в Россию. Вы знали, что людей специально калечили, делали из
них инвалидов?
– Нет, нет, – испугался
Базиль, – думал, и правда инвалиды детства или жертвы болезни. Конечно,
некрасиво, но это давало им заработок… А экстремальный туризм выглядел вообще
невинно… Кстати, я ничего не организовывал, лишь находил клиентов. В Москве
проблемы решали Никитины.
– Вот и расскажите следователю, –
посоветовал полковник, – ладно, поеду переоденусь и на работу.
В дверях он остановился и сказал:
– Не вздумайте куда-нибудь деться,
пускаться в бега или прятаться.
Мы остались одни.
– Зачем дал кардиган Тимофею? –
спросила я.
– Ничего никому не давал, –
возмутился приятель, – все вещи у меня отобрали еще в доме у Никитина.
Так, значит, Тиме понравилась кофта, и он
решил ее просто-напросто присвоить. Не подумал, что вещь станет уликой.
Базиль принялся бегать по кухоньке, натыкаясь
на мебель.
– Боже, Тимофей! Мальчик! Воспитанный,
интеллигентный, говорит по-французски, играет на пианино – и вдруг
хладнокровный киллер! Не верю! В роду Корзинкиных никогда не было убийц! На
протяжении всей семейной истории – ни одного!
– Вот и нет, – обозлилась я, –
твои прапрабабушка и прапрадедушка преспокойненько удавили свою дочь, да еще и
ее новорожденного младенца в колыбели. А милый, воспитанный Тимофей напал на
одинокую женщину и не постеснялся залезть к ней в лифчик, чтобы украсть
документы на дом и землю.
Выпалив эту фразу, я моментально вспотела.
Только сейчас поняла, чем рисковала, заявившись в гости к Вере Никитиной!
Базиль растерянно глядел в пустую чашку.
– Слушай, – велела я, –
рассказывай теперь, что лежало в могиле несчастного младенца Земцова.
– Ничего, – упорно ответил
Корзинкин.
– Хватит! Может, Дегтярев тебе и поверил,
но только не я!
– Отчего же!
– Да ты сто раз повторил, что ниша была
затянута паутиной… А там чисто, сухо и никаких признаков пауков.
Базиль открыл было рот, но я быстро замахала
руками.
– Ой, только не надо врать, будто обтирал
тайник носовым платком. Я охотно верю, что, когда ты открыл «хованку», там и в
самом деле была паутина, но, когда вытащил сундучок, она порушилась.
Корзинкин вздохнул:
– Да не было там никаких драгоценностей в
сундуках.
– А что? Что там лежало?
– Письма.
– Письма? – разочарованно протянула
я. – Весь сыр-бор из-за исписанных бумажек?
– Личные послания невинно убиенного
императора Николая II к жене Александре Федоровне. Всего двадцать пять штук.
Я онемела. Это почище любых сокровищ! Да
сейчас за эти «бумажки» можно получить миллионы долларов!
– Как попала царская переписка к
Корзинкиным?
– Мать Николая из семьи дворян Вяземских.
Ее старшая сестра служила фрейлиной. Когда стало ясно, что дело худо, близкая
подруга императрицы Анна Вырубова стала прятать архив. Что-то увезла сама,
что-то раздала особо приближенным с наказом беречь пуще глаз. Елена Вяземская
привезла письма в деревню и велела спрятать. Про тайничок в могиле знали все
родственники.
У Гликерии Корзинкиной после убийства дочери
слегка помутился рассудок. Она принялась замаливать грех, потом вызвала мастера
и велела сделать нишу. Хотела, чтобы сын кремировал ее после кончины, а урну
поставил в могилу к Насте. Но Андрей не исполнил последнюю волю покойной,
похоронил, как подобает по христианскому обряду, на кладбище, а не за оградой…
А когда пришлось прятать переписку, вспомнили про «колумбарий», там и сложили.
Елена вернулась в Петербург. Дворянство искренне считало, что большевики
ненадолго пришли к власти и надо только переждать, пока все вернется на круги
своя. Кто же знал, что так печально закончится – Мария и Андрей погибнут,
Николай окажется на чужбине, а Трофим всю жизнь проведет под чужим именем!
Теперь род Корзинкиных окончательно прервется… У нас детей нет, а Тимофей –
убийца… Эх!
Он безнадежно махнул рукой.
«Да и избалованная Риточка, дочурка Алексея,
тоже не может считаться лучшим представителем семьи», – подумала я, но
вслух произнесла:
– Ну и где документы?
– У Прохора, в Горловке.
– Как? Ты виделся со стариком?
– Да, я велел спрятать шкатулку получше,
он и снес в погреб.
Ну, Прохор – кремень. Вот она, старая выучка –
ни словом не обмолвился, что знает о приезде Базиля, даже увидав паспорт, не
раскололся. Вот это верность!
– Что же не рассказал Алексею о кладе,
когда тебя спрятали в башне?
