– Ага… Теперь вернемся к нашему гиганту из айсберга. Согласно некоторым упоминаниям, воинственный конунг по имени Фенрир жил приблизительно в четвертом-шестом веке нашей эры. Отличался неуемной свирепостью и жестокостью. Историк Лагерфельт пишет, что конунг взял прозвище апокалипсического зверя, чтобы противник не только бежал от звериной внешности, но и страшился даже упоминать его имя. Примерно то же самое, как если бы Наполеон назвал себя Сатаной.
– Забавно, – произнесла я, ставя сумку на транспортер рентгеновского аппарата.
– Упоминания о конунге обрывочны и противоречивы. Он сражался, громил заморские города, а однажды исчез. Пропал навсегда. Говорили, что отправился за Священным Камнем и вроде как нашел его. Но больше никто Фенрира не видел.
– Мы видели его. Волк с дружиной плавал посреди Атлантического океана в импровизированной криогенной камере.
Я прошла металлодетектор, который, как ни удивительно, не зазвенел. Этот агрегат обожает находить спрятанные во мне железки. Каждый раз перед полетом случается конфуз. То ключи забуду в кармане, то про стальные набойки на каблуках. Сегодня повезло.
– В айсберге мы обнаружили последнее пристанище конунга. И, судя по рунному посланию на плите, Священного Камня при нем не было. Викинг спрятал его.
– Что это мог быть за Камень?
– Трудно сказать. В послании Фенрира, которое мы обнаружили, о Камне говорится как о награде и проклятии. Больше никакой информации.
– Поищете? – попросила я.
– Конечно, буду искать, – ответил Эрикссон. – Только у меня все книги украли! Некоторые – просто раритеты!
Я подхватила сумку и направилась к закрытому трапу.
– Кстати, доктор, раз уж мы заговорили об украденных вещах… Попытайтесь вспомнить, которая из ваших фотографий не получилась?
Эрикссон задумался:
– Была одна бракованная, затемненная. Но я сейчас в таком волнении, что не могу вспомнить которая. Ох… Сердце снова болит. Как вспомню о варварском нападении на мой кабинет, так места себе не нахожу.
– Оставьте, Марк, не нервничайте! – Я вошла в тоннель вместе с другими пассажирами.
– Кстати, забыл сказать. Я перевел второе послание с плиты.
– И что же там?
Я протянула билеты стюардессе с точно такой же улыбкой, как и у девушки в пункте регистрации. За последние два дня меня так достали скалящиеся лица, что в следующий раз не вытерплю и заклею кому-нибудь рот лейкопластырем.
– Ерунда какая-то в этом послании, – произнес Эрикссон. – Ничего не понятно. Я испробовал множество вариантов перевода, но самым достоверным кажется следующий: Беги от пиков чужеземных, похожих на отражение. Прыжок с утеса не всегда смертью оканчивается. Берегись прялки, ибо локоть заживет нескоро.
Шпильки моих туфель намертво приросли к полу салона. Я замерла в оцепенении, смотрела на окружающих и не видела их лиц.
– Это было написано на плите? – переспросила я. Голос подвел – последнее слово прохрипела, словно закоренелая курильщица.
– Да, – ответил Эрикссон. – А что вас так насторожило?
Я ощупала покалеченный локоть, он отозвался стрельнувшей в предплечье болью. Вчера вечером обложила его льдом, которым обросла морозилка Лехиного холодильника. Утром место удара потемнело, но не раздулось. Я обмотала локоть эластичным бинтом и забыла о нем до этого момента…
«Берегись прялки, ибо локоть заживет нескоро». Под этими словами можно понимать что угодно… Но мне представилась швейная машинка «Зингер», в которую я врезалась локтем, когда упала с четвертого этажа.
– Алена, вы слышите меня? – произнес Эрикссон из трубки.
Следующая фраза: «Прыжок с утеса не всегда смертью оканчивается»… Попытка скандинавского мозга изречь философскую мысль? Или же речь идет о моем прыжке с балкона.
А первое предложение… Оно исключает неоднозначные толкования. «Бежать от ликов чужеземных, похожих на отражение». Древнее послание прямым текстом говорит о близнецах, разгромивших мою квартиру вчера.
У меня потемнело в глазах. Эрикссон тем временем продолжал вещать из трубки:
– К сожалению, я не успел перевести третье и четвертое послания. Грабители лишили меня фотографий.
Я ухватилась за спинку ближайшего кресла, чтобы не упасть. Голова кружилась. С трудом подобрала слова, чтобы ответить Эрикссону:
– Я пришлю фотографии… из Лондона…
– Алена, вы отправляетесь в Лондон?
Подошла стюардесса. Заглянула в билет, который я выставила, словно собиралась воткнуть в компостер, и указала мое место. Я плюхнулась в кресло, продолжая прижимать трубку сотового к вспотевшему уху. Что еще ошеломляющего поведает Эрикссон?
– Я отправляюсь в Лондон, – произнесла с расстановкой. – Мне сказали, что в Британском музее находится болотная мумия, которая каким-то образом связана с конунгом из айсберга.
– Хромоногий Ульрих!
– В яблочко, доктор!.. Откуда вы знаете?
– Когда я вернулся в университет, то первым делом принялся искать связь наших находок с уже имеющимися археологическими данными. И обнаружил!.. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году в торфяных болотах Кембриджшира было найдено тело древнего человека. Если внимательно рассмотреть сделанные вами фотографии дружинников, то становятся видны…
Я спешно достала из пачки матовые увеличенные снимки замороженной бригады. Перебрала несколько листов и остановилась на том, где в объектив попали головы двух викингов. Заросшие, оскаленные, дикие физиономии.
–…с правой стороны в волосах есть примечательная косичка. Она сплетена не из трех, а из четырех прядей. На конце косичка фиксируется стальной застежкой с оттиском оскаленной волчьей пасти. Явный знак принадлежности к дружине Фенрира.
Тонкие косички в нечесаных шевелюрах обоих викингов получились на загляденье. Прямо как на моих снимках в школьном альбоме. Изображение волчьей пасти на застежке не рассмотреть. Эрикссон, очевидно, пользовался лупой.
– Вы хотите сказать, что у мумии из Кембриджшира такая же косичка?
– Нет. Волосы не сохранилась. Голова, впрочем, тоже… Но на веревке, которой связаны руки, имеется подобная. Вам лучше самой посмотреть.
– Обязательно посмотрю. В Британском музее у меня работает хороший друг. Надеюсь, он познакомит меня с Хромоногим Ульрихом.
Салон самолета незаметно заполнился. Стюардесса закрыла входной люк. Аэробус загудел двигателями.
– Мы, кажется, собираемся взлетать, – сообщила я, глядя в окно. – Вышлю фотографии, как только окажусь в Лондоне.
– Хорошо, Алена! Удачи.
Эрикссон повесил трубку. Я потерла онемевшее ухо.
Называется, позвонила, чтобы проверить сотовый телефон!
