– Судно предназначено для океанских плаваний? – осторожно спросила я.
– Мы торопились, – ответил археолог, протягивая мне кепку с длинным козырьком. – Поэтому пришлось воспользоваться первым попавшимся.
Я взяла кепку, но надеть не успела. Посмотрела вперед и замерла с раскрытым ртом. Почему я этого раньше не увидела? Впрочем, понятно почему. Виной – сияние солнца.
За правым бортом белела глыба айсберга высотой с пятиэтажный дом. Непропорциональная ледяная каланча с отвесными стенами и гнездами чаек на редких выступах. Откуда он попал в Гольфстрим? Как до сих пор не растаял? Чувствую, это случится скоро. Хлипкая башня не внушала уверенности, что доживет до завтра…
Солнце настойчиво било в глаза, и я наконец надела кепку, которую дал Эрикссон. Длинный козырек сразу отсек назойливые лучи.
– Его заметил пилот истребителя с британского авианосца. В районе пятьдесят второй широты.
– И что в этом леденце возбуждает ваш археологический интерес?
– Видите – на правой стороне почти у самой воды изо льда выступает деревянный брус?
Да, я видела почерневшую деревяшку, торчавшую из айсберга.
– Если подойти справа, то откроется борт древней ладьи, вросшей в лед. Судя по конструкции – примерно седьмой век нашей эры. Скандинавская постройка, аналогичная судну из Квальзунда.
– Викинги… – произнесла я.
– Точнее – предвестники викингов. Вероятно, судно затерли дрейфующие льды и унесли в Северный Ледовитый океан. За века оно полностью покрылось льдом, сделалось частью какого-то массива. Продолжая дрейфовать, однажды массив попал в теплые широты и разрушился на отдельные глыбы. Одну из них мы встретили… На радость и печаль.
– Вам не достать судно, – догадалась я.
– К сожалению, вы правы. Древний транспорт мог стать замечательной находкой! Мне кажется, это погребальная ладья влиятельного конунга. Период раннесредневековой Скандинавии. За все время археологических изысканий никто не встречал ничего подобного. Викинги сжигали умерших вместе со всем имуществом.
– Эту ладью не сожгли. Почему? – спросила я. – Ведь огонь – основа погребального ритуала.
– Сейчас трудно определить. Важно другое. Ладья может хранить неисчислимые тайны! Не меньшие, чем гробницы египетских фараонов. Доспехи, одежда, оружие, украшения, статуэтки, рунные тексты! Целое судно с покойным конунгом и наверняка с дружиной!.. В любом случае мои мечтания бесплодны. Достать ладью изо льда практически невозможно. Видите, с каким оснащением мы приплыли?
– У вас на судне нет никакого оснащения, – заметила я.
– Точно. Ничего нет… Даже отбуксировать айсберг у нас не хватит мощности двигателей. К тому же его часы сочтены. С трех сторон лед изрезан разломами. Вскоре айсберг расколется, от погребальной ладьи останутся только фотографии, которые мы сделали… Она будет уничтожена, возможно, раньше, чем мы думаем. – Он кивнул назад. – Видели на горизонте темное облако?
– Намечается дождик?
– Капитан сказал, что будет серьезный шторм. Волны разорвут айсберг. У нас осталось несколько часов. Вы прилетели вовремя.
Руки Эрикссона окончательно перестали слушаться хозяина. Пытались застегнуть уже застегнутые пуговицы на куртке, постоянно поправляли воротник. Мне сделалось жаль Марка. Найти такое сокровище – и обнаружить, что тебя отделяет от него бездонный ров. Дотянуться невозможно. Остается только бессильно наблюдать, как бульдозер природы ломает и давит хрупкую древность своими безжалостными траками. Природа частенько воспринимается многими как художник, создатель, непревзойденный творец. Но в некоторых случаях иначе как варваром назвать ее невозможно.
– Зачем понадобилась я?
– Судно нам не достать, – повторил археолог. Волна ударила в борт и окатила нас веером прохладных соленых брызг. – Но там, возле вершины, во льду какая-то табличка.
Он протянул бинокль. Я взяла тяжелые сдвоенные трубы и прильнула к окулярам. Палуба под ногами гуляла вверх-вниз, а потому гулял и айсберг, увеличенный линзами. Но табличку я нашла. Темный прямоугольник, замурованный в толще льда. Наверняка на нем имеется надпись, но отсюда не разглядеть.
Я вернула бинокль Эрикссону и посмотрела на льдину невооруженным глазом. От поверхности воды до крохотного прямоугольника метров двадцать отвесной «доски». Гладкой, почти без уступов, но с частыми вертикальными трещинами. Такое впечатление, что на солнышке лед не тает, а лопается, как старая пластмасса.
– Мне нужен текст и сама табличка, – сказал Эрикссон. – Она – единственная ценность, которую можно спасти. Желательно извлечь табличку изо льда, но если времени не останется, то в крайнем случае можно хотя бы сфотографировать.
– М-да, – пробормотала я и оглянулась. Черное облако на горизонте увеличилось. Повернулась к айсбергу и повторила неопределенное, выражающее и раздумья, и сомнения, и тревогу: – М-да…
– Университет готов заплатить любые деньги, Алена, – предупредительно заговорил швед. – Айсберг крутой со всех сторон. Без специального оснащения на него невозможно даже ступить. Аксель свалился в воду, пытаясь перебраться на ледовое подножие. Мы больше не стали рисковать и вызвали вас…
Я разглядывала айсберг, пощипывая себя за подбородок.
Можно подняться, можно… При помощи «кошек» и ледоруба можно подняться. Для организации страховки на некоторых участках придется забивать крючья. Лед мягкий, ломкий, тает на солнце. Закладки в трещинах держать не будут, а потому – только крючья. Причем специальные, ледовые.
Однако есть две вещи, которые смущают меня. Во-первых, надвигается шторм. Придется торопиться, а я спешки не люблю. Вообще, спешка в скалолазанье – прямая тропинка в могилу. Поторопился, ступил на ненадежный камень – и можешь сказать «привет!» глыбам у подножия скалы… А во-вторых, нет у меня опыта ледолазанья. Моя стихия, мой простор и вдохновение – скалы. Пологие, крутые, отвесные, отрицательные. А по льду я ползала лишь однажды, и это было так давно, что никаких навыков не сохранилось… Я даже не помню, где происходил подъем.
– Хорошо, давайте попробуем, – сказала я. – О деньгах поговорим позже, когда выполню работу. Нужна пила, чтобы изъять табличку. Нужна шлюпка и пара толковых парней.
– Пила найдется… Возьмете меня с собой?
Я посмотрела на Эрикссона сверху вниз. Ученый закрыл плешь пухлой ладошкой, защищаясь от солнца, и виновато сощурился в ответ.
– Взять куда? – удивилась я. – В шлюпку?
– Нет, на айсберг.
– Марк, вы шутите или вас укачало?
– У меня есть ботинки со стальными набойками.
Карабкаться на оплывающий айсберг одной – еще куда ни шло. Но тащить за собой пятидесятилетнего ученого, у которого из ледолазных навыков одно только горячее желание, – это даже не криворукий напарник по связке, не новичок – это балласт весом в шестьдесят килограммов.
