– Алена, очень нехорошо голословно обвинять друзей…
– Человек, на глазах которого избивали женщину, бросили ее в глухое подземелье, а он и не помыслил помочь, – в вашей терминологии такой человек и есть «друг»?
Он торопливо посмотрел на часы:
– Мне пора. Нужно спешить.
– Полиция знает о вашем участии в убийстве Чарльза Фарингтона?
Лицо Гродина изменилось в один миг.
– Это еще нужно доказать, – прошипел он.
– Лично мне доказывать ничего не нужно.
Над ухом послышалось надсадное дыхание, и я уловила запах уксуса. Толстяк-водитель уже маячил за моим левым плечом.
– Вы напрасно бродите босиком по осеннему Лондону, – с угрозой произнес профессор. – Можно подхватить пневмонию…
На слове «пневмония» Гродин повелительно дернул подбородком. Носатый водитель выхватил из-под пальто пистолет и с силой ткнул его в мои ребра, прижав меня спиной к жестяному борту фургона. От ствола остался след оружейного масла на белой блузке.
Деваться некуда.
Прищурившись, Гродин тем временем развивал свою мысль:
– А некоторые виды пневмонии, знаете ли, вылечить невозможно. Например, антибиотики практически бессильны против маленьких свинцовых шариков, попавших в легкие человека.
Вряд ли мой организм сумеет переварить маленькие свинцовые шарики, выпущенные из пистолета. Надо было промолчать, сжать зубы и спрятать за ними язык. Но я не сдержалась:
– Так вы еще и трус! Очень к лицу профессору Йоркского университета расправиться с женщиной в темном переулке.
– Что же ты, дурочка, полезла не в свое дело? – произнес носатый водитель хриплым голосом, так сильно вдавив ствол, словно собирался меня им проткнуть. – Мы тебя порешим прямо здесь!
– Вы ответите за свои мерзости! – сказала я, больше обращаясь к Гродину, чем к толстяку. – Как же вам будет обидно, Майкл, встретить старость за решеткой, зная, что на свободе спрятана куча денег в «Барклайс»!
Гродин оскалился, нижняя губа задрожала. Согнутая в локте левая рука затряслась.
– Пристрели ее! – выдавил он. – Раздроби пулями позвоночник!
Я дернулась, чтобы убраться от пистолета, – мне мой позвоночник все-таки дорог. Но тяжелый маслянистый ствол воткнулся еще глубже, в самом деле подбираясь к легким.
– Вы за это поплатитесь! – выдавила я сипло.
– Интересно, и как же я поплачусь? – спросил Гродин. – Тут нет скал, которые тебе всегда помогают! Нас двое, при пистолете, а у тебя – лишь пустоголовая безрассудность!
– Поплатитесь, вот увидите. Скоро ваши запястья будут ободраны наручниками, а конец вы встретите за решеткой!
Он побледнел.
– Заткнись, мерзавка!.. Давай же, прошей ее пулями!
Толстяк с большим носом медлил. Я его понимала. Одно дело – угрожать словами. Но, если нажмешь на курок, все мгновенно изменится. Мы на одной из центральных улиц Лондона, а глушителя-то на пистолете нет!
Но толстяк, похоже, озаботился не этой проблемой.
– А куда девать тело? – спросил он.
– Бросим в фургон, – спешно ответил Гродин. – Все равно в крематорий едем. Нет большой разницы – одно или два тела сжигать.
Рассуждения их мне не очень-то понравились. Черт возьми! А все ли я правильно делаю?.. Но прежде чем я успела додумать эту мысль, мой скандальный язык выдал:
– Вы – предатель и лицемер! Вы – позор всех археологов, Майкл Гродин!
– Стреляй! – коротко приказал профессор. Металлический грохот содрогнул участок улицы. Я сжалась. Обхватила себя за плечи.
Спецназ британской полиции, облаченный в серые комбинезоны, набросился на моих обидчиков, словно ураган. Толстяка повалили на асфальт, пистолет выкрутили вместе с рукой. Он то ли не хотел отпускать свою игрушку, то ли не мог пальцы разжать… В результате получил прикладом под дых.
С некоторым удовольствием я наблюдала, как профессора Йоркского университета тоже воткнули лицом в асфальт. Как раз в небольшое углубление, в котором после дождя скопилась мутная лужа в бензиновых пятнах. Гродин попал в нее прямо носом и губами. Плевался и пускал пузыри, но поднять голову ему не давали. Вместо этого заботливо сковали запястья за спиной.
– Я ведь вам обещала, – пролепетала ему без сил. Гродин попытался посмотреть на меня, но его ткнули обратно в лужу. – А вы не верили!
– С вами все в порядке? – спросил один из бойцов. Он осторожно обнял меня за плечи, уводя в сторону от двух распластанных тел. Спецназовцы ходили над ними теперь уже неспешно, даже слегка небрежно. Все закончилось.
– Вы ранены? – спросил парень, который вел меня. Лицо скрывала маска, виднелись только глаза – карие, задорные.
Я помотала головой.
Кто-то накинул на мои плечи одеяло. В руки сунули одноразовый стаканчик с кофе. Спасибо. Кофе мне сейчас в самый раз! Еще бы туфли не помешали. Все-таки асфальт такой холодный!
– Алена!..
В переулок ввалился Большой Генри. Он обнял меня, я утонула в нем, вытянула только руку со стаканчиком, чтобы не расплескать кофе.
– Мне удалось убедить полицию! – произнес Генри, отпустив меня.
– Вовремя. Еще десяток секунд – и кофе мне бы не помог.
– Я привез твою сумку…
К нам подошел человек в плаще. Лысина увеличила его лоб наполовину, бровей почти не было. Глаза умные. Он не представился. Заговорил с Уэллсом, продолжая, видимо, прерванный ранее диалог.
– Да, теперь мы не сомневаемся, – сказал он, глядя, как спецназовцы поднимают водителя, чтобы запихнуть в полицейский автомобиль. – Оружие, заложница… Кто из них профессор археологии?
– Который сейчас пускает пузыри в луже, – ответила я.
– Мисс, они вам угрожали?
– Нет, что вы! – Я отхлебнула кофе. Вкуса не почувствовала, потому как почти мгновенно обожгла язык и гортань. С трудом проглотила порцию и прохрипела: – Они практически не угрожали, собирались сразу пристрелить меня.
– Вы проедете с нами в Скотланд-ярд, чтобы дать показания?
– Только если вы пообещаете, что проявите милосердие и засадите этого симпатичного старичка за решетку лет на двести.
Инспектор хмыкнул:
– Постараюсь.
– Я должен посмотреть, в каком состоянии находится мумия, – озабоченно произнес Уэллс.
– Мне тоже не терпится взглянуть на нее, – сказала я, стоя на одной ноге и поджав вторую. – Можно открыть фургон?
Компактной машинкой один из спецназовцев вырезал замок. Клубок металлических скоб упал к его ногам. Спецназовец распахнул створки. Мы с Уэллсом заглянули внутрь. В кузове стоял сумрак, свет с улицы не проникал туда.
