– Генри, у тебя должен быть фонарик! – вспомнила я.
Уэллс слегка покраснел, но достал из кармана орудие избавления от детских страхов. Не какой-нибудь пальчиковый фонарик – целый агрегат, испустивший яркий, почти обжигающий луч. С таким прожектором действительно нечего пугаться темноты.
В кузове фургона находилась единственная вещь – большой зеленый контейнер в стальной окантовке. На его стенке большими буквами фиксировалась принадлежность Британскому музею. В углу имелся белый листок, на котором я прочла: «Bog mummy №4».
Не отрывая взгляда от контейнера, забралась в фургон. Генри последовал за мной – при этом автомобиль значительно просел. В кузове было немного душно от стенок исходил ядовитый запах пластика.
Историк отомкнул какие-то защелки, засовы. Затем снял крышку, откинул боковые стенки.
– На месте? – сухо поинтересовался инспектор, заглядывая с улицы.
– Кажется, – задумчиво произнес Генри, поднимая фонарь повыше, чтобы осветить все.
В герметичном стеклянном саркофаге на подстилке из рыжего мха и торфа покоился человек. Лежа на боку, поджав колени к груди, он выглядел так, словно вымотался в темном кузове и уснул. Смущало два обстоятельства. Во-первых, человек был обнажен. Темная бронзовая кожа в некоторых местах провалилась и обтягивала кости груди и таза, подобно обветшалому пергаменту. А во-вторых, у него отсутствовала голова, руки были намертво связаны за спиной, а в груди зияли отверстия от ударов кинжалом.
Конечно, где-то глубоко я понимаю археологическую и этнографическую ценность этой древности. Но пустота над ключицами, стянутые предплечья и раздробленные коленные суставы вызвали в первую очередь отвращение и ужас.
– Почему он такой… коричневый? – спросила я.
– Тело пролежало в болотах пятнадцать веков, – объяснил Генри. – Продукты разложения мха впитываются в кожу и волосы, придавая им такой необычный цвет.
– Ясно… – Я глубоко вздохнула. Все-таки очень душно в фургоне. Да еще этот мрак гнетет. – За что его убили?
– Трудно сказать. Практически все известные болотные мумии подверглись насильственной смерти. Их убивали несколько раз. Били топорами по голове, резали горло, затягивали жилы животных вокруг шеи, отрубали конечности. После этого кидали в болото. Историки до сих пор теряются в догадках. Есть предположение, что таким образом казнили преступников. Но среди жертв иногда оказывались женщины и дети. Тогда, возможно, это жестокое ритуальное жертвоприношение.
– Ужасно, – произнесла я.
– Что тебя интересует в мумии?
Не сразу удалось справиться с собой. Я попыталась вспомнить, о чем говорил Эрикссон.
– Где веревка, на которой находится застежка с изображением оскаленной волчьей пасти?
– Загляни с этой стороны. – Он обошел стеклянный саркофаг и опустился на колени, держа фонарь над собой.
Я села рядом на пол.
– Смотри, – указал Генри, приставив палец к стеклу и направив луч света.
Как я уже говорила, высушенные руки мумии за спиной были стянуты ремнями. Причем так прочно, что прижимались друг к другу от запястий до локтей и за века практически срослись.
– И где она?
– Ее почти не видно, – сказал Генри. – Она порыжела, как и другие части тела… Посмотри, застежка на запястьях.
Тонкая плетеная веревка была обмотана вокруг обнажившихся костей.
– Застежка на ней?
– Совершенно верно. Но ее отсюда не видно. Она прижимается к телу.
Я задумчиво потрепала собственную сережку:
– Генри, тебе не кажется странным присутствие этой веревки на запястьях? Ведь руки уже связаны ремнями, притом очень надежно!
– В этой фигуре вообще много странностей. Археологи пригласили судмедэкспертов из Кембриджа, чтобы провести обследование трупа. Те выяснили, что сперва несчастному отрубили пальцы на руках и раздробили колени. Затем несколько раз проткнули грудь кинжалом и отрубили голову. После чего бросили в болото.
– Бедняга.
– Военные называют такой способ убийства «оверкилл». Уничтожение средствами заведомо избыточной мощности! – Генри нерешительно улыбнулся. – Кто-то очень хотел, чтобы Ульрих больше не встал на ноги…
Я смотрела на доисторического человека, сжавшегося под стеклом саркофага. Когда представляла те пытки, которые он пережил, слезы наворачивались на глаза. Какое отношение он имеет к конунгу Фенриру? Каким образом на его руках оказалась застежка с волчьей пастью?
А что, если…
Я отобрала у Генри фонарь и еще раз направила луч на запястья. В поле зрения сразу попали изувеченные ладони. Пальцы исчезли не от случайного взмаха мечом. Каждый отсечен аккуратно, под основание. Но не этот факт волновал меня. Я сдвинула луч на порыжевшую веревку и долго рассматривала ее.
– Это не веревка, – сказала я наконец.
– То есть? – не понял Генри.
– Ты говорил, что привез мою сумку?
– Она в полицейской машине.
Мы вылезли из темного фургона на бледный дневной свет. Даже низкие хмурые тучи казались куда жизнерадостнее атмосферы в кузове. Какое счастье оказаться на улице! Мрак, луч фонаря, изувеченная плоть под стеклом… Брр!..
Полицейские уже увезли Гродина и большеносого водителя. Мы добрались до автомобиля, на заднем сиденье которого и находилась моя сумка. Я расстегнула ее и достала пачку фотографий. Стала перебирать их. Генри заглянул через мое плечо.
– Ого! – произнес он. – Айсберг Эрикссона?
Я кивнула, не отрываясь от снимков… Вот, нашла!
Вернулись в фургон. Толстую пачку фотографий я сжимала в руке так бережно, словно это были снимки Моисеевых скрижалей. Остановились перед стеклянным кубом, в котором покоился безголовый мертвец. Встав на колени, прижала к стеклу фотографию, на которой были звериные головы двух викингов. Глаза их смотрели куда-то в сторону, зато в гривах отлично просматривались плетеные косички с «волчьей» застежкой.
Я долго смотрела на фотографию, затем тщательно изучила веревку на запястьях. Наконец произнесла:
– Запястья стягивает не веревка. Это косичка, срезанная с копны волос одного из скандинавов. Видите, тут характерное плетение из четырех прядей?.. Материал не такой грубый, как пенька. Тонкий, гибкий, изящный… Это человеческий волос.
Генри прижал нос к стеклу, рассматривая запястья.
– Никто не обратил на это внимания, – сказал он.
– Его руки связаны косичкой, которую носили викинги Фенрира. Но они и без того прочно стянуты ремнями. Значит, косичка имеет не практический, а некий символический смысл.
– Странная символика.
– В символике нужно разобраться, – рассуждала я – Как и в том, от чьей руки пал Хромоногий Ульрих. Но важно другое. Откуда взялась эта косичка? Чья она? С кого ее срезали?
