При въезде на МКАД водитель задышал с болезненным присвистом. Он поспешно выудил из кармана ингалятор, прыснул в рот, но облегчения ему это не принесло.
— Что с вами? — спросила я.
— А вам какое дело?
— Просто поинтересовалась.
— Алена, не доставай человека, — попросил Леха.
Я просунула голову между передних кресел и взглянула на водителя. Сквозь боковое окно светило солнце, мне пришлось сощуриться. И едва я сделала это, как взгляд провалился в человека. Он прошел сквозь рубашку, кожу, жировой слой, мышцы... Я увидела темно-красные органы, артерии, подходящие к ним, ветвистые капилляры и пепельные легкие. Именно на них, на правом мешке, сидела до боли знакомая черная отметина, похожая на отвратительную кляксу.
Она бледнела при выдохе и наливалась чернотой при вдохе. Сидела прочно, распустив корни во все стороны и поразив болезнью ткани.
— Эй, на что вы смотрите?! — возмутился водитель.
Не обращая на него внимания, я сощурилась еще больше. И клякса, питающаяся болью человека, превратилась в отчетливую букву.
— Врдди!!
Корни, за которые клякса держалась на тканях легкого, рассыпались. Клякса потеряла черноту, сделалась прозрачной и... растворилась.
Я сморгнула, рентген исчез.
— А сейчас как себя чувствуете? — спросила я.
Левая ладонь водителя лежала на груди, рот распахнут в безмолвном крике. Хорошо, что другая ладонь осталась на руле, а то бы въехали вон под тот КамАЗ.
— Господи, как больно!
— Вдохните еще раз.
Он сделал осторожный вдох, опасаясь знакомой режущей боли. Но боли не было. Водитель вдохнул полной грудью. Удивленно выдохнул.
— Еще ни один препарат не помогал мне от этой долбаной опухоли! Что вы сделали?
— Ничего.
Я вернулась в объятия Лешки.
— Ребята, кто вы такие? Откуда прилетели?
Я предпочла не отвечать. Зато Леха не удержал язык за зубами.
— Мы из Китая, — доверительно поведал он. — Шестнадцать лет на Тибете — это вам не шутки! Я-то обычный человек, а вот она — тибетский лама.
Когда мы вошли в бабушкину квартиру, я испытала сильное ощущение deja vu. Эту жизнерадостную атмосферу я уже переживала в сновидении, что явилось мне на склоне мировой горы.
Квартиру заливал яркий солнечный свет. Не снимая туфель, я вбежала в гостиную. На этот раз молодых женщин не было, как и бабушки. Дверь в спальню была открыта, и оттуда тоже изливался свет. Только идти в спальню не потребовалось, потому что мама стояла перед окном в гостиной. На ней длинное светлое платье — вроде того, что я ей подарила однажды. Темные волосы были распущены и падали на плечи.
Она повернула голову на звук шагов, чего я за ней раньше не замечала.
— Алена? — спросила она.
— Да, мама! — ответила я. За последние полтора года я отработала эту фразу до автоматизма, она уже выскакивает сама собой.
— Тебя долго не было, — произнесла мама с упреком. — Я беспокоилась.
Только сейчас я обнаружила, что ее взгляд направлен на меня, а не в пустоту. Болезненные заостренные черты лица смягчились, и оно приобрело изящество и даже красоту. Глаза больше не были тусклыми. Они светились вниманием и проницательным умом. Мне вспомнились сказанные давным-давно слова светила швейцарской психиатрии: «Она вас потеряла и до сих пор не нашла». И это было правдой. Но лишь до сего момента.
Теперь мама меня нашла.
Разум вернулся, и она стала прежней — такой, какой я ее помнила и какой хотела видеть. Магия не потребовалась. Было достаточно того, чтобы она снова потеряла меня. А затем нашла.
Я бросилась ей на шею.
— Аленушка, доченька! — сказала она, удивленно ощупывая мои плечи. — Как ты изменилась...
— Я просто выросла... Мама, мне так тебя не хватало!
— Мне тебя тоже.
— Знаю. Я восемнадцать месяцев наблюдала за тем, как ты искала меня...
За нашими спинами послышалось всхлипывание. Это Овчинников не сдержал чувств.
По поводу встречи мы решили организовать праздничный ужин. Мама вызвалась приготовить его, только ее смущали некоторые вещи на кухне, назначения которых она не знала — тефлоновая сковорода, полуфабрикаты в холодильнике, микроволновая печь. Леха заявил, что с удовольствием поможет во всем разобраться. Я некоторое время наблюдала, как он объяснял маме принцип действия микроволн, а затем ушла с кухни. Хотелось есть, но я не могла вынести вида продуктов. Меня от них воротило. Проклятые крекеры, где их Леха откопал? Небось купил второпях, не поглядев на срок годности.
Вскоре выяснилось, что в квартире нет подсолнечного масла. Я вызвалась сходить в магазин, надеясь немного проветриться.
Шагая по улице, я грызла маринованный корнишон, который стащила из банки. Странно, но к огурцу не возникало отвращения. Наоборот...
Я остановилась как вкопанная.
Потоки людей двигались по обе стороны, а я словно приросла к асфальту, осмысливая неожиданную догадку.
Что же получается?
Когда должны наступить?
В четырех шагах находилась витрина аптеки. Растолкав людей, я пробралась к висящему за стеклом календарю и прикинула срок...
Девять дней.
— Ой!
Задержка, тошнота, соленья... Но с чего? Ведь у меня никого не было уже давным-давно... Ошибочка, Алена. Кое-кто был. Дача, бестолковые заклинания с тряпицы... и Алексей Овчинников. Неудивительно, что я забыла. После той встречи произошло столько событий, что, кажется, будто она случилась в меловом периоде.
Но встреча была. И был контакт.
Еще некоторое время я тупо пялилась на календарь, а затем вошла в аптеку.
Когда я вернулась домой, Леха встречал меня у двери. Выглядел он слегка взъерошенным и едва не подпрыгивал на месте от нетерпения.
— Где ты пропадаешь?!
— Ой, Лешка! — вспомнила я. — Совсем забыла купить подсолнечное масло. Я сейчас обратно сбегаю, погоди, только в ванную заскочу...
— К орангутангам подсолнечное масло! Только что звонил Глеб Кириллович! Твой отец пришел в себя.
Я почувствовала, что не могу оторвать ладонь от дверной ручки.
— Быть не может, — пролепетала я. — Как он себя чувствует? Он здоров? Он помнит меня?
— Он слаб, но в трезвом уме. Он хочет тебя видеть, Алена! Глеб Кириллович прислал машину, и Ольга Сергеевна уже уехала. Я остался тебя ждать.
Я вспомнила про упаковку в кармане джинсов, приобретенную в аптеке.
— Это замечательная новость... Но ты можешь подождать еще несколько минут? Мне нужно в ванную.
