– Если крупная стая – непременно.
Морозов, держа руки в карманах, с опаской посмотрел на торчащее посреди спецхрана строение из деревянных брусьев, покрытое шелушащейся краской, которая двадцать лет назад, возможно, была зеленой.
– Там пол трухлявый. Могу провалиться.
– Захватишь с собой пару крепких досок из казармы, бросишь под ноги. Гляди во всю свою единицу, Морозов. И не вздумай там спать – убью, если обнаружу! Пошел.
Он двинулся к вышке как-то заторможенно, продолжая оценивать взглядом ее крепость и не вынимая рук из карманов. Сказать по правде, не было у меня доверия ни к нему, ни к Орехову. Нужно хотя бы три месяца, чтобы вылепить из обоих нормальных людей. Конечно, не стоит их равнять под одну гребенку. Морозов хотя бы в институт собрался поступать, значит, что-то должно быть в голове. Потому что у Орехова, по-моему, в голове совсем пусто.
– Тарасыч.
– Я!
– Видишь за бункером железобетонные сваи?
– Так точно, товарищ командир! – ответил он, сильно волнуясь. Его защитный колпак получился маленьким и напоминал тюбетейку.
– Возьмешь карабин и ляжешь посреди них прицелом в сторону Коровьино. Там все травой поросло, но на всякий случай укроешься ветками, чтобы тебя видно не было.
– А что делать?
– Стрелять.
– Во всех, кого увижу?
– С ума сошел? Естественно, нет. Только в тех, кто перелезет через колючку. Лишней рации у меня нет, их всего две, но если услышу с твоей стороны крик или выстрел – пойму, откуда идут.
Принимая от меня карабин, Тарасыч едва не уронил его себе на ногу.
– На крейсере он служил, – сказал дядя Саня. – Да ты винтовки в руках не держал!
– Кто не держал! Да я… да я… – заволновался Тарасыч.
– Умолкни, старый фитиль, – сказал Орех, – не для тебя карабин.
– Дядя Саня, – позвал я.
– Что скажешь, начальник?
– Найдешь себе укрытие возле казарм. Будешь держать на мушке Прилуг. Патронов много?
– Хватит.
– Заряжены чем?
– Не волнуйся, все пучком.
– Я спрашиваю – чем?
Дядя Саня бросил папироску на землю, неторопливо придавил ее каблуком. За ним вдалеке по вертикальной лестнице нехотя карабкался на вышку Морозов.
– Картечью заряжены. Хранил для особого случая. Сам-то где будешь?
– Я лягу на лесенке перед гермодверью. Таким образом с трех сторон бункер будет находиться под нашим огневым прикрытием. Со стороны реки они вряд ли появятся, но если вдруг – Мороз их должен обнаружить.
– Если увидит, вундеркинд.
– А мне куда? – недовольно спросил Орехов.
– А ты, милый друг, будешь постоянно находиться возле меня, потому что нет у меня к тебе доверия.
Он попер на меня грудью.
– Че ты сказал? К кому у тебя нет доверия? Сам-то ты кто?
– Уймись, шантрапа, – шугнул его дядя Саня.
– Не встревай, бычара, пока я тебе яйца не открутил!
– Ты мне? – попер на него Сидельников. – Это ты мне сказал?
Я влез между их неуклонно сдвигающихся тел.
– Все. Хватит. Закончили. Можете перекусить, попить чайку и по местам. Дядя Саня, к тебе у меня будет отдельное поручение.
Я отвел его в сторонку подальше от Орехова, но он все равно постоянно оглядывался. Правда, когда я объяснил суть задачи, бывший десантник забыл про обидчика, удивленно хмыкнул и отправился выполнять, что я ему велел.
Он вернулся через несколько минут, присел под навесом возле стола с продуктами, взял сваренное яйцо и принялся сосредоточенно счищать скорлупу. Орехов на другом конце стола набивал за обе щеки. Я налил всем по соточке «боевых», они молча выпили. Тарасыч поперхнулся и долго кашлял.
Позже, когда мои бойцы разместились на позициях, а недовольно скулящий Орехов по моему приказу таскал к лестнице перед гермодверью обломки кирпичей, я забрался на земляную насыпь бункера и еще раз внимательно оглядел окрестности. По старой солдатской привычке я пытался понять, откуда следует ждать нападения. Конечно, если его вообще следует ждать, но всегда лучше быть готовым. Позади в пятидесяти метрах темнела вышка. На ее вершине тихо поскрипывали доски, по которым бродил Морозов, поблескивая на солнце серебром защитного колпака.
Восточная сторона хранилища примыкала к берегу реки, который был очень крутым – столбы ограждения торчали почти на краю обрыва. Это направление никто не сторожил, хотя Морозов на вышке должен был его видеть, да и позицию дяди Сани я выбрал с таким расчетом, что он поглядывал туда правым глазом.
Сам дядя Саня устроился под коренастой сосной, лицом к воротам и караулке, расположенным на севере. За воротами простирался луг, еще дальше темнел небольшой лесок, называемый Прилугом. Если чебурашки попрут со стороны Прилуга – дядя Саня их всяко не пропустит, угостит черешней из своей двустволки. Ответственное направление, поэтому я и посадил на него бывшего десантника.
Тарасыч расположился лицом на юг и наблюдал за дорогой из Коровьина, тянущейся сквозь открытые луговые пространства. Метрах в семистах они превращались в холм, на котором две недели назад стояли «Уралы» и был разбит лагерь войск химзащиты. Я не очень верил, что пришельцы попрут с той стороны, уж больно местность открытая, поэтому и посадил на это направление Тарасыча.
Ну а ваш покорный слуга капитан Стремнин разместился лицом на запад, куда смотрел выход из бункера. Передо мной, сразу за ограждением из колючей проволоки, тянулась полоса луговой травы. Справа ее обрезал ручей, густо поросший ивняком. Слева торчал непросматриваемый подлесок. Расстояние до зарослей было около сотни метров. Будь я на месте пришельцев, для атаки выбрал бы именно это направление: лощина щедро усыпана зеленью, открытое расстояние минимально. Хотя один бог знает, какие мысли роятся в их серых лысых головах. Может, они попрут прямо через луг на каких-нибудь шагающих танках? В таком случае все наши усилия тщетны. Оставалось утешать себя мыслью, что я сделал все от меня зависящее.
* * *
Было шесть часов вечера. Дождь больше не шел. Серые, наливающиеся чернилами тучи затянули небо пластами. В узком разрезе виднелся кусочек голубого неба и солнце – холодное, странное, топящее луга в неестественном белом свете. Потом разрез сомкнулся, солнце исчезло, и на земле сделалось неуютно и зябко. Лежавший под бетонными сваями Тарасыч застегнул куртку на все пуговицы и опустил наушники у кепи. Дядя Саня закурил, поставив двустволку между коленей и привалившись могучим плечом к стволу дерева. Морозову я отнес на вышку термос с горячим чаем и бутербродами. Пока лазал к нему, Орех, якобы случайно, забрел под навес и опрокинул в себя стакан водки.
Перед входом в бункер я, не без помощи стонущего Ореха, из обломков кирпичей организовал массивный бруствер. Устроившись за ним на верхних ступенях, я вложил цевье бластера в специальную ямку посередине и стал примеряться, как буду вести огонь. Поводил широким стволом из стороны в сторону, определяя границы сектора обстрела. Выстрелить разок на пробу не решился, да и жалко тратить попусту заряды. Вполне возможно, что только это оружие и сможет дать реальный отпор.