Возле пилотского кресла отыскалась спортивная сумка с термосом и двумя бутербродами с сыром, завернутыми в полиэтилен. В термосе оказался чай. Я выпил полкружки и скушал один бутерброд. Голод поутих. Второй бутерброд оставил на утро, а вот на обед мне ничего не понадобится - обедать я буду в поселковой столовой.
Заночевал я на пассажирском диване, укутавшись задубевшим на морозе брезентовым чехлом, пристегнув плечи и бедра ремнями безопасности, чтобы ненароком не свалиться во сне. В темноте за окнами протяжно свистел ветер, скрипели деревья, вертолет слегка раскачивался. Мне долго не удавалось уснуть. Стоило закрыть глаза, как в голове вспыхивали эпизоды падения, Эдик, которого я пытаюсь вытащить из вертолета, пришельцы в открытом люке НЛО… Кошмарные видения не отпускали всю ночь, и я проснулся еще затемно, ощущая на месте головы камень.
Позавтракав остывшим чаем и вторым бутербродом, я дождался рассвета, наконец позволившего увидеть землю. До сугробов, витиевато расписанных желтыми струями лившегося вчера из пробитого бака топлива, оказалось метров восемь. Я забрал сумку пилота, аптечку, покрепче заткнул за пояс "Грача", похоже, оставшегося у меня насовсем, и без особых проблем спустился по сосне на снег. При свете это оказалось совсем не сложно.
Снизу повисший на деревьях вертолет казался мертвым драконом, упавшим с неба. Завез меня черт знает куда и подох… Грудь прорезала тоска, и я снова принялся за психотерапию, повторяя, что скоро, очень скоро меня найдут.
С этим заклинанием я просидел под елками больше шести часов, слушая небо в ожидании гула поискового вертолета. Мысли рисовали картину, как меня накрывает большая тень, а из рупора катится обнадеживающий голос, что, дескать, тебе больше не о чем беспокоиться, мужик, мы тебя вытащим!… Но беспокоиться было о чем, ибо время обеда давно прошло, а с неба раздавалось ничего, кроме шуршания ветвей и вороньего карканья. И мысли стали рисовать совсем другие, безрадостные картины.
А если меня не найдут? Что тогда делать? Куда идти? Без денег, без документов, без еды. Мать честная, ко всему еще получается, что я - беглый зек!
На исходе седьмого часа я понял, что спасение извне по каким-то причинам откладывается, и выручать себя придется самому. Больше нет смысла сидеть на месте, нужно отправляться в поселок пешком. Пятьдесят километров - не самое большое расстояние, можно и прогуляться. Середина декабря, снега выпало немного. Нужно только найти, в какой стороне находится хребет. Следуя вдоль него, я обязательно выйду к секретному поселку, мимо не пройду.
Найденной в сумке маркером на выдранном из блокнота листке я набросал записку. Что-то вроде: "Я, заключенный Валерий Стремнин, оставшийся в живых после катастрофы вертолета, не сбежал, а отправился вдоль хребта к поселку Научный. Будете лететь этим путем, поглядывайте вниз". Записку приколол на сук, а чтобы ее быстрее нашли, обвязал дерево зеленым фанатским шарфом хоккейного клуба "Салават Юлаев", болельщиком которого по всей видимости являлся пилот. Только после этого отправился в путь.
* * *
Интуитивно выбранное направление оказалось верным. К середине второго часа пути тайга поредела и за деревьями стали проглядываться контуры хребта. Я двигался вверх по руслу заледеневшего ручья, обходя холмы, бурелом и непроходимый ельник. Валенки с хрустом давили тонкую корку наста, холодный воздух щекотал ноздри. Хотелось есть, но голод пока был терпим - организм черпал энергию из каких-то внутренних резервов. Однажды на глаза попался заяц-беляк, грызущий березу. Заслышав скрип снега, он сиганул прочь, не дав мне и секунды вытащить пистолет из-за пазухи. Еще я видел припорошенный, а значит давний след лосиного копыта. В общем, мясо здесь водилось, главное не зевать.
Ручей вывел меня на предгорья, за которыми уже начинался хребет. Его вершины скрывались в серой пелене, весь день затягивающей небо. Поселок лежал на севере, за скалистым отрогом. Я поставил себе цель перевалить через него до наступления темноты, но в итоге с задачей не справился, заплутав в низине. К отрогу я попал, когда уже стемнело. Поплутав еще немного в поисках подходящего для подъема участка, я наконец забрался на гребень, где рухнул без сил под первым же деревом и провалился в сон.
Наутро меня разбудил лютый голод. За ночь холод пробрал до костей, но голод все равно был сильнее. Попадись мне вчерашний заяц, слопал бы его вместе с ушами, хвостом и лапами, но после того раза зверь больше не встречался.
Я сел на снег, откинувшись на ствол кедра, и поглядел на бескрайний лес, тянувшийся вдоль хребта. Продолжать путь не было абсолютно никакого желания. Я чувствовал себя дико уставшим, хотелось бросить в желудок чего-нибудь аппетитного и калорийного, хотелось прижать спину к жаркой печке и хлебнуть горячего чаю (водку мой организм с некоторых пор не принимает) - в общем, много чего хотелось, но вместо этого пришлось собрать волю в кулак, заставить себя подняться из сугроба и отправиться дальше.
Спускаясь с отрога, я увидел в долине нечто не укладывающееся в обычный природный пейзаж. Темное пятнышко посреди снега и деревьев. Без сомнений, это была человеческая постройка, но понять ее назначение через разделявшие нас километры было невозможно, как я ни напрягал зрение. Объект находился в стороне от моего маршрута, но я решил сделать крюк и добраться до него. Это могло подорвать мои силы, которых без того осталось немного, но нужно рискнуть.
Я спустился в долину, долго шел сквозь голый лиственный лес и, казалось, уже потерял направление, когда среди деревьев показался сруб из темных бревен, накрытый шапкой снега. Обрадовано крякнув, я перешел с шага на хромую рысцу, торопясь к ухоженной таежной избушке.
* * *
В печке-буржуйке весело трещали дрова и плясал огонь. Идущий от чугунных стенок жар разгонял холод избы и медленно согревал мои продрогшие кости. Я развалился на старом раздрябанном стуле, ощущая неземное блаженство. Голые ноги, одна на другой, закинуты на войлочную стельку, положенную на край печи, рядом закипал рис в кастрюльке. Банки с крупами я нашел на полке в углу. Там же отыскались спички, соль, стеклянная банка с чаем, несколько газет шестимесячной давности и замусоленный боевик Бушкова в мягких обложках. Рис был потемневший и наверняка прогорклый, но я забрел в эту избушку не для того чтобы дегустировать блюда нового парижского ресторана.
Избушка, судя по всему, являлась чьим-то охотничьим зимовьем. Периодически ее кто-то навещал, чтобы обновить продукты, дрова, просушить матрацы на койках, законопатить щели и подремонтировать кровлю. Жилище скромное, без излишеств, но для задубевшего зека, пережившего авиакатастрофу, пришествие инопланетян и суточный марш-бросок на голодный желудок, это было в самый раз.
В самую точку, я бы сказал!
Не найдя ложки, рис я ел пальцами, давясь и обжигая небо горячей пищей, подбирая каждую рисинку с тарелки. Потом, растянувшись на пружинной кровати с горяченным стаканом чая, зажатым в варежке, шумно всасывал небольшие порции горьковатого пойла и наполнял избушку блаженными вздохами. Когда стакан опустел - просто лежал, закинув руки за голову, ни о чем не думая, наслаждаясь теплом, слушая щелканье поленьев в буржуйке. Сонный взгляд лениво скользил по бревенчатым стенам, изучая детали примитивного интерьера… И обнаружил предмет, незамеченный до сего момента.
