— Девочка моя, — повторила Нина, чувствуя, как увлажнились глаза.
Она опустила пальцы к одной из юбок и нащупала среди податливых складок предмет, незаметно стянутый с пояса одного из охранников. Вряд ли она смогла бы использовать его для побега. Куда бежать с закупоренного корабля? Но, ощупывая пластик кинжала, Нина понимала, что может наступить момент, когда смерть будет лучшим исходом. Как для нее…
Так и для Серафимы.
5
Ночное небо было усыпано звездами. Они двигались, меняли цвет, вспыхивали, исчезали. Словно над планетой родилась новая беспокойная галактика.
Тяжелые штурмовые машины мчались через поле. Струи антигравов вырывались из днищ и давили пшеницу, оставляя позади глубокие прямые борозды, рассекающие поле. Знамена реяли на ветру. После десяти сотен лет боевые полотнища людей вновь поднялись над поверхностью Роха.
Штурмовики застыли на броне. Забрала опущены, сканеры расчертили смотровое окно на сегменты, а приборы ночного видения окрасили мир в черно-зеленый цвет. Поверх всего старый друг — крест прицела. Бласты сняты с предохранителей и лежали в руках, придавая спокойствия и уверенности. В шлемофонах глухо, никаких переговоров.
Громада форта надвигалась медленно, но неотвратимо, напоминая гигантский айсберг. Два раза с вершины айсберга в космос уходили ослепительные кометы, и дважды в ночном небе вспыхивали новые звезды.
Как и все, Даймон сидел на броне. Темные колосья проносились под его свешенными с борта ступнями. Он сидел за спиной старшего брата и, приоткрыв рот, наблюдал за поднимающимся из форта столбом огня. Ветер бил в лицо, заставляя щуриться, а Даймон все смотрел и смотрел на исполинский выстрел. Он прожил в этих местах семнадцать лет, тысячи раз бывал в окрестностях форта. Но еще ни разу ему не доводилось видеть планетарные орудия в работе.
— Даймон! — Думан полуобернулся, но не смотрел на брата. Раздающийся из-под шлемофона голос звучал глухо. — Не обижайся. Я сожалею о том, что сказал тебе об отце.
— Не жалей. Ты сделал правильно. Когда-то должен был сказать, верно? Как я могу обижаться. Ведь ты — мой брат!
— Верно. — Думан взглянул на него. — А ты мой брат.
Строй штурмовых машин преодолел половину пути, когда на стенах сверкнул первый выстрел. Далеко справа полнилось огненное облако, но тут же осталось позади.
— Началось, — произнес кто-то рядом.
Стены форта заиграли вспышками, и вал огня накатился на батальоны. Тугие взрывы вздымались то тут, то там. Один из них грохнул рядом с броневиком, на котором сидели братья. Не успевшего опомниться Даймона окатило горячим дыханием, по ушам влепило взрывной волной. По борту застучали осколки и вывернутая земля.
Катера лавировали между огненными клубами. Многие уходили от столкновений, но счастье улыбнулось далеко не всем. Даймон увидел, как луч турболазера прямым попаданием выбросил из строя броневик, вмиг испепелив его и весь взвод, что в нем находился. В другом месте взрыв подбросил катер высоко в небо, где он перевернулся. Люди посыпались из него, словно букашки из банки.
— Маневрировать! — послышался в наушниках голос полкового командира. — Маневрировать!!
Судно под Даймоном и без того резво ныряло из стороны в сторону. Он вцепился в борт, опасаясь свалиться в летящую под ногами пшеницу.
Первая волна огня прошла. Наступила короткая пауза. Затмив свист ветра и гул двигателей, на поле боя опустилась странная тишина.
Даймон изумленно оглядывался по сторонам. Он видел мчащуюся вперед могучую технику, но не слышал ее. Он хотел спросить об этом брата, как с неба обрушился сноп серебристых лучей и впечатал в землю соседний катер. Мощь лучей была такова, что людей в тяжелых доспехах разметало на десятки ярдов.
Взрывная волна ударила и по ним. Даймона бросило в глубь машины. На противоположном борту кто-то опрокинулся в пшеницу.
— Проклятье! — После взрывов Даймон не узнал голос брата, хриплый и дребезжащий. — Их бомбардировщики бьют по нам прямо с орбиты!
С неба упали еще два снопа. Попадания были стопроцентными, два броневика сгорели вместе с людьми.
Крик комбата, раздавшийся в наушнике Думана, был таким громким, что его услышал даже Даймон:
— Спешиться! Всем спешиться с катеров! Немедленно…
Даймон не понял, что случилось дальше, потому как совершенно неожиданно кто-то пихнул его ногой в спину. Юноша не успел опомниться и полетел лицом в проносящиеся колосья.
Он больно воткнулся головой в землю, а затем вместо ночи наступил день. Звук исчез начисто.
Земля содрогнулась.
Спрессованный взрывом воздух двинул в живот и перевернул Даймона. Над головой пролетел двухтонный металлический обломок и врезался в землю пятью ярдами правее.
Вспышка померкла, вернув ночь на небо. Даймон лежал на спине среди пшеницы, раскинув руки в стороны, с трудом соображая, что сейчас произошло. Кажется, его война могла закончиться, так и не начавшись.
Звуки вернулись. Он услышал гром разрывов, визг лазеров, команды взводных. Приподнял голову, и это движение немедленно отозвалось болью в позвонках.
Рядом возникла тень. Протянулась рука. Он ухватился за руку и оказался на ногах.
— Живой, слава богу. — Думан хлопнул его по спине. — Слава богу!
В десятке ярдов в земле зияла воронка, на дне которой чернели смятые листы брони и измолотые человеческие кости. Все, что осталось от штурмового катера.
— Как ты угадал, что луч ударит в наш катер?!
— Сам не знаю, — ответил Думан. — Увидел вдруг. Если бы не мое видение, лежать нам на дне этой воронки… Кажется, у меня появляется интуиция. Я становлюсь настоящим паладином.
Даймон смотрел на брата, не находя слов, чтобы выразить чувства, которые переполняли его.
— Ладно, после будешь смотреть на меня влюбленными глазами, — сказал Думан. — А сейчас вперед!
— Ты спас меня, Думан.
— Давай шевели ногами! — Брат несильно толкнул его в спину.
Внезапная позитронная бомбардировка с наведением из форта уничтожила четверть десантного полка. Теперь штурмовики, растянувшись цепью длиной в две мили, бежали позади катеров. Они продолжали наступление, несмотря на сыплющиеся со стен лучи и ракеты. Поле под ногами горело, кое-где приходилось преодолевать целые полосы огня. Облаченные в броню штурмовики делали это без проблем. И только Даймону в сандалиях и льняных штанах приходилось туго.
Он старался держаться за старшим братом, который бесстрашно шел вперед, презирая лучевой дождь и рвущиеся вокруг снаряды. Правая рука была занята ракетной установкой, левую он иногда вскидывал, чтобы отбросить летящие в них световые пучки или отвести взрывную волну.
Сжимая в руке Могильщика, в общем-то бесполезного сейчас, Даймон восхищался Думаном, который выглядел могучим и непобедимым, прямо богом войны. Сейчас он казался юноше даже более могучим, чем Шахревар. По сравнению с братом Даймон чувствовал себя глупо и теперь ругал себя за упрямство, из-за которого отказался от брони и оружия.
