— Ну что? — нетерпеливо спросил Калинин.
— Сейчас, — ответил Иван.
Он взял флягу у старшины и глотнул неразбавленного спирта. Калинин следил за сибиряком с немалым удивлением.
Ермолаев оторвал губы от алюминиевого горлышка, плотнее закутался в полушубок и произнес осипшим голосом:
— Мы в заколдованном лесу. — Он посмотрел на лейтенанта. — Ему нет ни конца ни края.
— Но погоди! — запротестовал Калинин. — Это невозможно. Вокруг леса простираются луга. Ты должен был увидеть их. Мы не настолько углубились в лес.
Иван отдал флягу старшине:
— Я не увидел, где кончается лес.
Калинин в отчаянии посмотрел на могучие стволы, закованные в хвойную броню. Остаток роты под командованием молодого лейтенанта заблудился. Потерялся! Как такое могло случиться?
— Еще одно, лейтенант, — произнес Ермолаев. — На небе творится полная неразбериха.
— О чем ты?
— Там над деревьями… в небе… черная как мрак…
— Что, черная как мрак?
— Луна.
— Луна? — переспросил Калинин.
— Да, луна. Черная, мерзкая и противная. Нагло так в небе висит.
— Черная, в смысле накрытая тенью Земли?
— Нет. Не наша это луна, не земная. Чужая какая-то.
Алексей застыл с раскрытым ртом.
— О чем вы говорите? — вклинился в разговор Семен Владимирович. — Вань, ты для чего лазил на дерево? Что ты еще увидел, кроме всякой чертовщины?
— Да, — спохватился Ермолаев. — Я видел гору. Или скалу. Она стоит посреди леса, и просека ведет прямо к ней. На горе не растет ни единого дерева, поверхность ее гладкая, будто лысина.
Калинин и старшина внимательно слушали сибиряка.
— А еще она, как и луна, черная…
Алексей встрепенулся, поднял голову. Он смотрел на изможденного Ермолаева, удивляясь, как тот не догадался.
— Высота Черноскальная, — сказал лейтенант.
— Точно, — ошарашенно произнес Ермолаев, до которого вдруг дошел смысл увиденного.
— Всё-таки она существует, — прошептал Алексей.
— Как же всё плохо! — тревожно вздохнул старшина.
Ждать было нечего, и остаток роты пустился в путь вдоль по просеке.
— Сколько до нее? — поинтересовался Семен Владимирович.
— Километров десять. Трудно сказать, — ответил Ермолаев.
— Значит, просека ведет прямо к ней? — уточнил Калинин.
— Прямиком!
Солдаты пробивались сквозь высокие сугробы. Хотя за сегодня они прошли немного и физической усталости не чувствовали, случившиеся за день события подавили их моральный дух. Нападение тварей, гибель половины роты и последовавшая за этим буря выбили красноармейцев из колеи. Прекратились шуточки и рассказы о довоенной жизни. Даже остроты Приходько раздавались всё реже. Солдаты двигались, увязая в сугробах по пояс; они шли к злополучной высоте Черноскальная, и цель этого похода оставалась туманной даже для командиров. Неизвестность угнетала солдат, они были озлоблены из-за бед, которые свалились на них.
Около пяти часов вечера старшина остановил роту по просьбе Ермолаева. Алексей был рад этому, потому что порядком устал брести по снежным заносам.
— Что случилось? — осведомился он.
Ермолаев без слов указал на едва виднеющиеся бугры на поверхности снега возле деревьев. Алексей не понимал, чем они привлекли внимание бывшего охотника, и пока он думал над этим, старшина отправил туда нескольких солдат, чтобы разгрести снег.
Недоброе предчувствие охватило Калинина. Он не мог объяснить, что его взволновало. Но скорее всего именно вид этих бугров вызвал беспокойство у молодого лейтенанта.
Солдаты начали раскапывать снег. Алексей спросил у Ермолаева, что ему показалось подозрительным, и получил короткий ответ:
— Не знаю.
«Возможно, он предчувствует то же, что и я», — подумал Алексей. Еще он решил, что не стоило трогать подозрительные бугры.
Но было поздно.
Один из солдат в ужасе отшатнулся. Двое других, более крепких и бывалых, поморщились и склонились над находкой. Старшина, стоявший рядом, нисколько не изменился в лице и лишь попросил привести пленного. Вместе со Штоллем по глубоким следам красноармейцев Алексей пробрался к раскопанному сугробу.
— Mein Gott!
[5]
— невольно вырвалось у немца. Калинин подавил застрявший в горле тугой ком.
В разрытом сугробе лежал голый мертвец. Он полностью заледенел и поэтому не подвергся разложению. Труп покоился на боку, прижав ноги к груди и вытянув вверх руки. Глаза раскрыты, на устах замер истошный крик. Тело покрывали кровавые следы от когтей. Такие же Алексей видел у Штолля.
— Матушки-святы, — промолвил один из солдат, что был постарше. — Не дай бог такую смерть!
— Das ist Oliver Klaus, — судорожно произнес немец. — Aus dem zweiten Zug
[6]
.
— Что он говорит? — спросил старшина.
— Он узнал мертвого, — ответил Алексей. — Это один из немецких солдат. Вот, значит, куда твари затащили трупы нацистов!
— Упокой господь его душу, — произнес бывалый солдат, наклонился и закрыл глаза умершему.
Калинина вдруг охватило отчаяние. Такое сильное, что захотелось выть. Что происходит? Где они? Что за твари затаскивают людей под снег?
Вокруг Алексей видел растерянные лица. Красноармейцы сейчас меньше всего задумывались о том, что перед ними труп противника. Лежащий в сугробе немец, исполосованный когтями чудовищ, был обычным человеком, который погиб страшной смертью. И они испытывали к нему сострадание.
К ним подошли другие солдаты.
— Вот еще труп! — в ужасе воскликнул кто-то. — И еще!
Это было целое кладбище из солдат вермахта. Калинину стало трудно дышать. Он сел на снег, не в силах больше смотреть на мертвецов. Ему вдруг вспомнились открытые глаза молодого бронебойщика, погибшего в окопе под деревней Ельцово от пули вражеского пулемета. Они испытующе смотрели на Алексея, и молодой лейтенант знал, что не сможет забыть этот взгляд.
— Дело было так, — прагматично произнес старшина. Казалось, он был единственным, кого не коснулось сочувствие. — Где-то на дороге твари напали на немцев. Затащили под снег, сорвали когтями одежду. Потом несколько километров волокли под сугробами, чтобы бросить здесь. Зачем?
Калинин поднял на него измученный взгляд.
— У меня не хватает сил рассуждать об этом, — тихо произнес он.
