— Зачем? — повторил старшина, не слыша реплики.
— Они погибли от холода, — произнес подошедший Ермолаев. — Их тащили под снегом несколько километров без одежды — жуткая и мучительная смерть.
Старшина и Ермолаев внезапно умолкли. До них вдруг дошло.
Случившееся с немцами было ужасно. Но ведь то же самое произошло и с частью красноармейцев. С теми, кто сгинул под снегом во время сегодняшнего нападения.
То же могло случиться с каждым из живых солдат.
С каждым!
— У нас нет выбора, — произнес старшина. — Нужно двигаться дальше и добраться до этой треклятой высоты.
— Стойте! — внезапно воскликнул Калинин. Солдаты повернулись к нему.
Алексей сосредоточенно рассматривал странную позу одного из покойных. Его тело было согнуто под прямым углом, руки вытянуты и раскинуты в стороны. Не может умирающий человек лежать в такой неестественной позе!
— Раскопайте все трупы, — приказал он.
— Зачем? — спросил Семен Владимирович. — Ты думаешь, что здесь может оказаться кто-то из наших?
— Нет, — ответил Алексей. — Наши ребята в другом месте.
Старшина внимательно посмотрел на лейтенанта. Солдаты замерли в ожидании.
— Делайте, что приказал командир! — воскликнул , Семен Владимирович. — Ну-ка! Навались!
Солдаты начали раскапывать тела, разгребая полуметровые слои снега и отбрасывая комья в сторону. И тут выяснилась важная деталь. Некоторые трупы лежали группами. Руки одного касались лодыжек другого. Позы, в которых смерть настигла немецких солдат, были самыми разными. Кто-то распростерся на спине, раскинув в стороны руки, кто-то свернулся калачиком, ухватив себя за пальцы ног. Чем больше вскрывали бугорков в сугробах, тем картина, которая на первый взгляд была ясна, становилась сложнее и запутаннее.
Чуть позже Алексей увидел, что у некоторых мертвецов одинаковые позы.
— Они лежат в ряд! — вдруг воскликнул один из солдат.
— В несколько рядов! — догадался другой. Но Алексей и сам заметил это…
В отличие от остальных, Вирский не рыл сугробы, а только стоял рядом и наблюдал. Откапывать фашистские трупы, каждую секунду представляя, как твои пальцы натыкаются на мерзкую обледенелую плоть? Он готов был терзать мертвые тела нацистов, а не бережно смахивать снег. Руки зудели неимоверно, к тому же начал доставать хриплый грудной кашель. Вирский был без шапки, потому что где-то потерял ее вместе с рукавицами и тонким шарфом.
Только что красноармейцы отрыли труп белобрысого фашиста, верхняя губа которого задралась, обнажив длинные передние зубы. Вирский наклонился к нему, изучая предсмертный оскал.
«Как ты отвратителен, — думал Сергей. — И как прекрасна твоя агония».
Ему вдруг показалось, что труп шевельнулся. Вирский отпрянул.
Впрочем, нет. Почудилось. Немцы мертвы. Мертвее не бывает!
— Гав! — произнес мертвый белобрысый фашист.
Вирский подскочил на месте и испуганно вскрикнул. Стоявшие поблизости солдаты на секунду повернулись к нему и продолжили работу.
Сергей не мог заставить себя оторвать взгляд от двигающихся губ на лице трупа. Теперь ясно видно, что немец не мертв. Он просто лежит в снегу, пусть в неудобной позе, но просто лежит, ожидая чего-то.
— Страшно? — произнес нацист.
— Не очень, — соврал Вирский.
Он посмотрел на другие тела и обнаружил, что они тоже живы. Немцы лежали смирно, держа друг друга за руки и щиколотки. Иногда немного меняли позу, когда становилось неудобно, но шевелились тихо, чтобы этого не заметили раскапывающие их красноармейцы.
Солдаты третьей роты не видели, что немцы в сугробах живы! Они продолжали ворочать лопатами, и снег летел во все стороны.
— Ты нашел камень? — спросил мертвый фашист.
— Да, — ответил Вирский. — Я дотронулся до него, но ничего не произошло.
— Не всё сразу, — сказал немец, вращая остекленевшими глазами. — Нашел помощника?
— Есть один согласный со мной человек, — ответил Вирский и вдруг пожаловался: — У меня руки чешутся.
— Терпи, скоро пройдет.
— Я боюсь сугробных тварей! — признался Сергей. — Они сожрут меня!
Мертвый немец вдруг захохотал. Его хохот поднимался из груди и походил на удары по рваному барабану. Вирский боязливо огляделся по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь обратит внимание на бойца Красной Армии, разговаривающего с трупом гитлеровца.
— Поверь мне, — немного успокоившись, произнес мертвый фашист, — ты им не нужен.
— Почему? — удивился Вирский. — Ведь они нападают на всех!
— Тебя не тронут, — пообещал немец.
— Это потому, что я коснулся черного камня?
— Вовсе нет. Скоро узнаешь.
— Я не понимаю, что происходит!
— Не время для паники, — как-то по-деловому произнес мертвец. — Тебе пора начинать.
— Начинать что? — спросил Вирский.
— Сам знаешь, — ответил немец. — Или руки будут зудеть до тех пор, пока ты жив!
Калинин пристально смотрел на застывший в снегу труп. Неподвижные глаза, раскрытые перекошенные губы. Бедные солдаты, сгинувшие в этом лесу и умершие ужасной смертью. Во имя чего они погибли?
Зачем рота Калинина забрела в этот лес? Зачем захватывать какую-то заброшенную высоту, до которой даже немцы не добрались?
В голову закралась предательская мысль. Он старался отогнать ее от себя, но она упрямо сверлила мозг.
А не была ли рота отправлена на заведомую погибель, черт возьми?
— Товарищ сержант! — крикнул кто-то из солдат, подзывая Ермолаева.
Алексей повернул голову. Командир первого и теперь единственного взвода пробрался к солдатам. Глянул, куда они показывали, и заслонил ладонью лицо. Алексей тяжело вздохнул. Каждая новая находка была неприятной и зловещей. Не стала исключением и эта.
— Парамонов, — тихо сказал Ермолаев, когда Алексей приблизился. Сержант указал на последнее тело в ряду. Мертвый солдат лежал на спине, вцепившись обеими руками в щиколотки другого трупа. — Вот, значит, куда занесло Сашу Парамонова.
Бугров на сугробах больше не осталось. Красноармейцы раскопали всех. Парамонов был единственным из своих. Он пропал вчера и почему-то был присоединен к немцам. Других солдат из третьей роты не нашли.
— Смотри, Иван, — сказал Калинин, указывая на тела. — Их тела сложены в букву.
Ермолаев с неприязнью посмотрел на трупы:
— Кто же так поглумился над мертвыми?
— Не знаю… Но ты видишь букву?
— Да. Но черт меня подери, если она мне знакома!
