Но тем не менее они чудненько обсуждали
профессиональные вопросы и мило посещали многочисленные парижские кафе.
Провожая приятеля в Москву, Жорж принес в аэропорт маленькую корзиночку.
– Пусть собачка напоминает тебе обо
мне, – сказал комиссар, – его зовут Хуч, и он похож на меня.
Что верно, то верно. Толстенький, с короткими
ножками, английский мопсик удивительным образом походил сразу на обоих
полицейских – московского и французского.
Сначала Хучик обретался в холостяцкой
квартирке полковника, но милицейского начальника целыми днями не бывает дома.
Мопс начал скучать, потом заболел от тоски.
Маша пожалела песика, так Хуч оказался у нас.
Ольга дала ему второе имя – Федор Иванович. Покладистый кобелек отзывается на
обе клички. Хучика в нашей семье любят все, даже суровые кошки.
В идиллических взаимоотношениях с Александром
Михайловичем есть одна – зато какая! – ложка дегтя. Он работает в системе
МВД, и в поле его зрения попадают самые разные уголовные дела. Несколько раз
ему приходилось допрашивать меня, совершенно официально, с оформлением
протокола. Но я ей-богу не виновата, что постоянно ввязываюсь в невероятные
истории. Ну судьба такая, планида несчастливая! То нахожу труп на помойке, то
ближайшая приятельница умирает внезапно, в самый разгар праздника. И уж совсем
не моя вина, что сотрудники милиции не хотят расследовать преступления, а быстренько
списывают все на самоубийство или несчастный случай. Правда, в последний раз
обещала больше «не путаться под ногами». Но ведь не бросать же Макса в беде.
– Надо же, какая интересная
случайность, – принялась я мести хвостом, – именно Аркашку Нина Андреевна
наняла адвокатом!
– Просто трагическое совпадение, –
подхватил полковник, – если учесть, что дело веду я.
Вот это да! Вот уж не повезло, так не повезло,
теперь и шагу ступить не даст без разрешения.
– Дашута, – неожиданно ласково завел
приятель, – понимаю твой энтузиазм. Все-таки муж, хоть и бывший. Всегда
трудно поверить, что человек, с которым жил рядом, – убийца.
– Он не убивал, – тихо, но
настойчиво сказала я.
– Слушай, – начал вскипать
приятель, – есть дела, вызывающие сомнения, а есть абсолютно ясные.
Полянский готовил убийство заранее, обеспечил алиби. Другое дело, что
действовал по-идиотски, попался на глаза соседям, измазал брюки, да еще
близкому приятелю сообщил о задуманном.
– Кому? – изумилась я.
– Семену Воробьеву. Знаешь такого?
Еще бы не знать. Бывший одногруппник Макса из
Литературного института. Приехал поступать в вуз по рабочей квоте чуть ли не в
лаптях. Огромный, белобрысый, с поросячьими глазками и неистребимым
провинциальным говорком. В первый свой визит до глубины души шокировал Нину
Андреевну тем, что высморкался при помощи пальцев, а потом жеманно обтер руки
носовым платком. Но меня отталкивало не отсутствие воспитания и манер, а
какая-то всепоглощающая зависть, которую Сеня испытывал к Максу. Доходило до
смешного. Стоило Максиму купить не портфель, а рюкзак, как Сенька тотчас же
обзавелся таким же.
Семен страстно желал по окончании института
остаться в Москве. Макс познакомил его с Аделаидой Кляйн, престарелой девицей,
потерявшей надежды на замужество. Получив Аду в жены и приобретя московскую
прописку, Воробьев устроился сотрудником в многотиражную газету, издававшуюся
на мясокомбинате. Сладкое место по голодным годам. Писатель из мужика так и не
получился.
– Семену? – повторила я, недоумевая.
– Да, – подтвердил Александр
Михайлович, – вот смотри.
И он протянул мне бумагу.
Так, Семен Владимирович Воробьев, год
рождения, адрес, паспортные данные, по существу заданных мне вопросов могу
сообщить…
Я читала, и остатки волос становились на
затылке дыбом.
Макс приехал к Семену первого июня в довольно
сильном подпитии.
На замечание приятеля, что в таком виде лучше
не садиться за руль, Максим махнул рукой и сообщил:
– Разобьюсь, и ладно, жизнь надоела.
Всегда радостно слушавший о неприятностях
Полянского, Семен принялся допрашивать Макса.
Тот пожаловался на неприятности в бизнесе,
сообщил, что наделал долгов. Кредиторы включили счетчик, и теперь Полянский
должен продавать квартиру, иначе убьют.
– Так отдай им хоромы, жизнь
дороже, – посоветовал участливый дружок.
Но Макс сообщил, что не может этого сделать,
апартаменты приватизированы в разных долях на него и жену, а Вероника
категорически отказывается жертвовать своей долей.
– Я ее убью, – бесновался
Полянский, – просто застрелю, суку!
Он так стукнул кулаком по столу, что часы
«Ролекс» свалились с запястья и разбили тарелку. И он принялся размахивать
перед носом испуганного Семена «береттой». Воробьев кое-как успокоил буяна.
Утром Макс позвонил, извинился, сказал, что, очевидно, водка в мозги ударила.
Все у него хорошо, все прекрасно. На том и расстались.
– Теперь понимаешь, что Максим –
убийца? – вкрадчиво спросил Александр Михайлович.
– Да, – сказала я.
– Обещай больше не лезть в это дело!
– Хорошо.
– Вот и ладненько, – обрадовался
полковник. – А нам с Хучиком дадут чай с пирожными или все твои свекрови
съели?
Мы пошли в столовую. Мои руки автоматически
наливали чай в чашки и передвигали вазочки с выпечкой, рот произносил какие-то
слова, но голова была занята совершенно другими мыслями. Улучив момент, когда
полковник и Аркашка включили телевизор и самозабвенно погрузились в ужасы,
которые у нас называются новостями, я подсела к Нине Андреевне.
– Жаль, что мы не передали Максу его
часы. Он так об этом просил. Хотя, думается, туда лучше попроще вещицу. У него,
кажется, «Ролекс»?
– Нет, – сообщила Нина
Андреевна, – я же тебе показывала. «Лонжин», безумно дорогие, с
бриллиантами, почти тридцать тысяч долларов стоили.
Я в задумчивости принялась откусывать эклер,
удивляясь неприятному, картонному вкусу. «Лонжин»! Конечно, помню.
Почему же Семен упомянул, что на запястье
Макса болтался «Ролекс»? Перепутал марки? Кто угодно, только не Воробьев. Вот
уж кто абсолютно точно знает, что носит Полянский. Небось парень обзавидовался,
понимая, что никогда не купит себе такие. Интересно, поеду завтра к Сене и
выясню подробности.
Почувствовав спиной чей-то взгляд, обернулась.
Александр Михайлович ласково спросил:
