– Ой, не могу, – покатывалась с
хохоту молодая, – глянь, Сережка, как гражданочка сидит, ровно собака в
будке, и сумочку крепенько держит. Ну, молодец – не растерялась.
Незлобливый Сережа хохотнул в ответ.
– Кончай базар! – прикрикнула на не
вовремя развеселившуюся молодежь пожилая тюремщица.
Втроем они подняли столик, и я выпала наружу.
Спину ломило от неудобного, скрюченного положения. Я попыталась встать на
онемевшие ноги и тут же схватилась за отчаянно болевшую поясницу. На глаза
набежали слезы, всегда начинаю плакать, если понюхаю пыль. Вера Алексеевна
поглядела на меня с жалостью, Сережа и Катька тихо пересмеивались.
– Идите, маманя, – строго сообщил
милиционер, – за ваше хамство сегодня передачи не принимают. Вона чего
удумали – при исполнении оскорблять!
Подхватив сумку, я молча пошлепала к выходу.
Безропотное подчинение приказу растопило ледяное сердце приемщицы.
– Ой, матеря несчастные, –
пробормотала Вера Алексеевна. – Вернись, гражданочка. Катька, прими у ней
вещички, чай не звери мы, понимаем. Думаешь, чего в тюрьме работаем? Дитев да
внучков кормить надо!
Разбитная Катька принялась оглядывать вещи.
– Видать, не бедствуешь, – заключила
она, вертя джинсы, – люди что попроще сюда несут, а тут сплошная фирма.
«Тэтрис» не возьму, не положен.
Я молча достала кошелек. Катерина помяла в
руках бумажки.
– Ты вот что, смена моя через день.
Подходи после трех да кликни Катю Рогову. Нечего со всякими давиться, опять в
неприятность влезешь. Можешь все приносить, возьму. Только наркотики и водку не
неси, с таким не связываюсь.
Договорившись, что послезавтра подвезу часы, я
вышла на Новослободскую и увидела свое отражение в витрине универмага. Да,
сильное впечатление. Светло-песочный костюм превратился в грязную, бурую
тряпку, волосы торчат дыбом, коленки покрыты черными пятнами, по морде
размазана «несмываемая» помада от Диора. Редкая красавица. Кое-как наведя
относительный порядок, я поехала на мехмат.
Милая инспекторша из учебной части, принимая
коробочку шоколадных конфет, изумилась:
– Какая олимпиада? Какой Киев? Да у нас
сессия в самом разгаре. И потом, давно уже не имеем с Украиной никаких связей.
Это жуткая морока – отправлять туда студентов, другое государство теперь. Нет и
еще раз нет.
Я присела между колоннами. Интересно, зачем
тогда Яна отправилась в столицу «незалежной Украiны»? Может, подружка Женя
знает?
Рада Ильинична оказалась права. Женечка жила
совсем рядом с университетом в огромном, растянувшемся на целый квартал доме из
светлого кирпича. Девчонка оказалась дома. Из-за жары на Женечке красовались
только коротенькая маечка и трусики.
– А мамы нет, – сообщила она,
отпирая замок, – приходите позже или вызывайте «Скорую».
– Мне ты нужна.
– Ой, а я думала, опять к маме соседи
давление мерить. Со всего дома бегают, – бесхитростно поделилась
Женечка. – Вы, наверное, по поводу объявления?
– Нет-нет, скажи, ты Яну Соколову хорошо
знаешь?
– Да, – ответила Женя, – а вы
кто?
– Адвокат Максима Полянского.
Женя, как и Таня, при этом известии густо
покраснела, потом промямлила:
– Вас, наверное, Вероника наняла. Она
грозилась притянуть Яну к ответу через суд.
– Нет, Вероника мертва, а Максим
находится в тюрьме, и его обвиняют в ее убийстве.
Женя посерела.
– Это он из-за Яны, да? Что же теперь
будет?
Мы прошли в маленькую стерильную кухню, и
Янина подружка залпом выпила полный стакан воды.
Пока она делала большие глотки, я внимательно
глядела на девушку. Хорошенькое круглое личико, складненькая фигурка.
Единственная неприятная деталь – прямо на коленке довольно большое, уродливое,
темное родимое пятно, покрытое густыми черными волосами.
Полякова проследила за моим взглядом и без
тени смущения пояснила: – С детства это «украшение» на ноге таскаю. Надо бы
удалить, да боюсь, вот и живу пока с «мышкой».
– Скажи, – принялась я допрашивать
девчонку, – откуда знаешь, что Вероника хотела подать в суд?
Женечка вздохнула:
– Она на факультет приезжала. В самом
начале июня, первого числа. Мы как раз экзамен сдали, тут она и появилась. Вся
такая расфуфыренная, надушенная. Подбежала и говорит:
«Где, девочки, Соколову найти?»
Яна и отвечает:
«Это я».
Вероника на нее уставилась и так удивленно
протянула:
«Ты? Ну, у Макса совсем крыша поехала».
Потом они отошли в сторону и о чем-то довольно
долго шептались у окна. Женечка только видела, как подруга все время
отрицательно мотала головой. В конце концов Вероника обозлилась и закричала на
весь коридор:
– Думаешь и мужика получить, и денежки
прибрать? Макс таким милым кажется, замуж зовет? Ну так это все ненадолго.
Поступит с тобой так же, как со мной, – вышвырнет вон. Между прочим, я у
него седьмая жена!
Выкрикнув страстную тираду, Ника неожиданно
громко зарыдала. Глядя, как по щекам покинутой супруги бегут черные от туши
слезы, Яна и Женя перепугались. Девчонки принялись суетливо утешать Веронику и
пытались напоить ее принесенным из буфета компотом. В конце концов Полянская
утешилась. Ухватила цепкой наманикюренной ручкой в кольцах Яну и тихо произнесла:
– Чтоб ты сдохла, разлучница проклятая.
Макс из-за тебя всякий разум потерял. Вчера пришел домой, выхватил пистолет и
давай мне в лицо тыкать! Орет как ненормальный: «Не дашь развод – убью!» – и
пушкой своей размахивает. Но только я никогда не разведусь с Полянским, ему и
правда придется пристрелить меня, чтобы освободиться!
С этими словами она швырнула пустой стакан на
пол и, с хрустом пройдя по осколкам, унеслась прочь.
Вся гадкая сцена разворачивалась на глазах у
студентов. Правда, одногруппники, сплошь мальчишки, делали вид, что читают
конспекты, но слова Ники об убийстве слышали просто прекрасно.
Яна страшно расстроилась, но решила не
рассказывать любовнику о визите жены.
– Она очень деликатная, – вздохнула
Женя, – другая бы воспользовалась моментом и выставила соперницу перед
Максимом в черном свете.
Пятого июня, днем, подруга позвонила Жене и
сказала, что отъезжает в Киев. Женечка удивилась такой странной поездке и
спросила, что Яна забыла в столице Украины.
