Я растянулась в гостиной на диване. Иногда
жизнь моей семьи напоминает плохо написанную пьесу абсурда. Маня на полном
серьезе считает, что, разобравшись со своими бандитскими делами, Бекас обязан
писать упражнения по правописанию гласных после шипящих.
На следующее утро меня разбудил мобильный.
Приятный густой мужской голос осведомился:
– Ну, Дашенька, как продвигается
расследование?
– Кто это? – изумилась я.
Мужчина вздохнул:
– Вы жестоки, могли хоть изобразить, что
помните меня, а ведь вчера кольцо вам помогло.
– Простите, Иван Михайлович, –
искренне раскаялась я.
– Если сейчас на минутку подъеду, не
затрудню?
– Нет, нет! – И я побежала переодеваться.
Спустя буквально десять минут во двор въехала
весьма непрезентабельная, грязноватая «копейка». За рулем сидел незнакомый
парень, другой, сидевший рядом, вылез и распахнул заднюю дверцу.
Иван Михайлович ловко выбрался наружу. Белые
брюки, свежая рубашка-поло, абсолютно прямая спина и никакого намека на живот.
Если не знать, сколько ему лет, подумаешь, что чуть за пятьдесят.
Откуда ни возьмись вылетели собаки и
погалопировали к приехавшим. Впереди, гордо отставив длинный тонкий хвост,
несся пит.
– Какие красавцы, – восхитился
Круглый, бросая быстрый взгляд на наш дом. – Идите сюда, мальчики.
Собаки только этого и ждали. Плотной группой
они кинулись знакомиться. Пит поставил передние лапы прямо на бежевую рубашку
гостя и попытался облизать лицо Круглого.
– Банди, – возмущенно крикнула
подошедшая Нина Андреевна, – фу, как не стыдно.
– Знакомьтесь, – проговорила
я, – это моя свекровь.
Иван Михайлович церемонно поцеловал старухе
руку, и мы пошли в гостиную. У окна с горой кассет в руках стояла Маня.
– Так это вы бьете Бекаса линейкой, когда
он не делает уроки? – улыбнулся Круглый.
Маня покраснела.
– Подумаешь, один раз всего и треснула,
уже всем растрепал, болтун.
В нашем доме совершенно невозможно сделать
что-то тайно. В гостиную тут же примчалась любопытная Римма Борисовна.
– Знакомьтесь, – опять завела
я, – это моя свекровь. Мама третьего мужа.
Все выпили кофе, и Иван Михайлович спросил:
– Ну, Дашенька, теперь покажите счета,
разберемся в проблеме. Как бухгалтер, люблю сначала познакомиться с
документами.
Мы пошли в кабинет, закурили любимый «Голуаз»,
посмотрели друг на друга… И тут вошел Кеша. Нет, в другой раз следует назначить
встречу в «Макдоналдсе».
Снова последовала церемония представления, и
вдруг Круглый спросил:
– Вы ведь адвокат? Хочу предложить
небольшое, простое дело. Если справитесь, клиенты косяком пойдут.
У Кешки загорелись глаза. Иван Михайлович
продолжал:
– Сегодня в шесть вечера жду в ресторане
Центрального дома литераторов, там и побеседуем.
После того как в кабинет по очереди заглянули
все домашние – Ольга за срочно понадобившейся книгой, Маня в поисках писчей
бумаги, Нина Андреевна с вопросом о наличии в доме валокордина и Римма
Борисовна, желавшая срочно найти шариковую ручку, – мы наконец остались вдвоем.
Иван Михайлович покачал головой:
– Большое у вас хозяйство.
Я махнула рукой.
– Давно бросила мысль побыть дома в
одиночестве. Всегда кто-нибудь прибежит и потребует внимания.
– Если с вами что-нибудь случится, –
заметил Круглый, – всем будет плохо. А вы, Даша, лезете очертя голову в
такое место, где на каждом углу капканы. Давайте поступим по-другому. Макс
долгие годы являлся моим компаньоном, хорошим, аккуратным и, что особенно
ценно, честным напарником. С его арестом я много потерял и материально, и морально.
Поэтому заинтересован в скорейшем освобождении Полянского. У меня есть
кое-какие друзья, сейчас нажмем на все кнопки, быстренько провернем судебный
процесс. Сведем дело к убийству по неосторожности, получит всего ничего, тут же
выведем на поселок, потом оформим условно-досрочное, и все – свободен!
Я затрясла головой:
– Значит, Макса осудят за убийство?
Круглый кивнул:
– Да, но зато он быстро выйдет. И потом,
в наше время срок за плечами совсем не позор.
– Но он не убивал!
– А кто?
Я молчала.
– Не знаете, – констатировал
Круглый, – только хуже ему делаете. Пока играетесь в частного детектива,
мужик в камере сидит. Знаете, сколько люди суда ждут? По два-три года в Бутырке
парятся. Кстати, там в камерах по очереди спят, места нет.
– Попробую перевести Полянского в
маломерную, на пять человек, – пробормотала я.
– И сделаете глупость, – пояснил
Круглый, – во-первых, там окажется не пять, а девять клиентов. Во-вторых,
скорее всего двое или трое с туберкулезом или еще с какими болячками. Звучит
парадоксально, но в камере на сто двадцать человек сидеть лучше, если приятелей
завел. И потом, поймите, никому, кроме Макса, Вероника не мешала. У нее были
любовники, Семен Воробьев, например, или Леня Кошкин, который яичный бизнес
прибрал к рукам. Может, он двух зайцев убил – и от любовницы избавился, и дело
получил.
Иван Михайлович вздохнул.
– Но Кошкин – мелкий, глуповатый жулик, и
бизнес ему не возглавлять. Там уже давно другой человек управляется, мой
ставленник. Вернется Макс, опять у руля станет. Послушаетесь меня – через год
Полянского освободим. Пустите на самотек, лет этак семь-восемь просидит.
Я молчала. Круглый – тоже. Наконец он стукнул
ладонью по столу:
– Хорошо, пойдем на компромисс. Даю две
недели, найдете убийцу – чудесно, не найдете – начинаю вытаскивать Полянского
своими способами.
– Неплохо бы у Макса спросить, что он
думает сам по этому поводу, – сказала я и, достав телефон, принялась
набирать номер переданного в тюрьму сотового.
Но из трубки неслись гудки.
– Куда звоните? – осведомился Круглый.
– В камеру, Максу.
Иван Михайлович оглушительно захохотал:
– Мобильник протащили! Как это ухитрились
на свидании передать? Только он небось днем звонок отключил, насколько знаю,
ребята по ночам звонят, чтобы не застукали!
