– Настоящий отморозок этот ваш
родственничек, такому убить – раз плюнуть. Пристрелит и в печку сунет, благо
тут рядом, – делился могильщик. – Так что, если в нише что не так, у
девки той с мужиком и спрашивайте. Это же надо придумать, за месяц два раза
прах тревожить, плохая примета, значит, скоро в семье снова похороны.
Он недовольно бубнил, капая жидким цементом на
дорожку. Потом подхватил ведерко и, продолжая рассуждать о странных
родственниках Зайца, поплелся в контору.
Я поглядела на спутницу. Амалия сидела на
траве, совершенно не думая о новой юбке. Видно, женщине было совсем нехорошо.
– Нас опередили, – прошептала
она, – но кто? Ни я, ни Ада не рассказывали никому о последней встрече с
папой.
– Даже мужьям и Раде?
Амалия нервно закурила.
– Супруги и подруга, естественно, были в
курсе. Но мой бывший муж давным-давно уехал в Америку, нашему разводу очень
много лет, Семен – покойник. А Радочка – исключительно честная, интеллигентная
женщина.
Да, Соколова, вполне вероятно, была такой, но
вот племянница, эта милая Яна, оказалась странной девушкой. Сначала по
непонятной причине убегает из Москвы, затем пытается убить лучшую подругу, а
теперь еще выясняется, что потревожила прах Зайца. Очень хочется найти ловкую
девчонку и задать ей пару вопросов!
Домой вернулась в расстроенных чувствах.
Может, Генрих Кляйн и обворовал социалистическое государство, но накопленные
ценности все же должны были достаться его дочкам, а не пронырливой Яне. Может,
Александр Михайлович знает, где она?
Полковник сидел на работе. Сразу проявить интерес
к делу Соколовой нельзя, и я закинула приманку.
– Давно не встречались!
– И не говори, – отозвался
приятель, – весь в делах, замотался, ни секунды свободной.
– Жаль, думала, заедешь вечерком…
– Нет, никак.
– Вот досада, – пробормотала я.
– Что-нибудь случилось? –
посерьезнел полковник.
– Да Катерина задумала сырный пирог
испечь. Наташка прислала с оказией настоящий «Рокамболь», «Шевр» в пепле и
голубой «Дрю». Думала угостить, сам знаешь, эти сыры не подлежат хранению.
Александр Михайлович причмокнул.
– Имеется еще пара бутылочек «Бордо» 1957
года, – невзначай бросила я.
Полковник обожает поесть. Раньше его вкусы,
как, впрочем, и наши, были весьма неприхотливы. Салат «Оливье» почитался за
праздничный, жареная картошка со шпротами служила лакомством. В сырах мы просто
не разбирались, полагая, что различные сорта отличаются только ценой, и могли,
не поморщившись, распить с друзьями бутылочку жуткого плодово-ягодного пойла,
имевшего в народе кличку «Слеза Мичурина».
Жизнь во Франции изменила всех. Теперь
презрительно корчим мину, если бутылка вина закупорена пластмассовой пробкой.
«Оливье» стараемся не есть, справедливо полагая, что он слишком калориен.
Наша кухарка изумительно готовит, причем
Катерина выучилась великолепно делать блюда, полюбившиеся семье в Париже. И
одно из них – сырный пирог. Для его производства необходимо иметь несколько
видов сыра, причем таких, которые трудно отыскать в Москве. Они плохо
транспортируются, теряя в дороге часть вкуса и аромата. Иногда Наташка, которая
проводит во Франции все же больше времени, чем мы, присылает с приятелями
ящичек, набитый крохотными пахучими головками. Конечно, пирог можно сварганить
и из российского сыра, но вкус совсем не тот. Сделанный же по всем правилам
сырный пирог – сказочное лакомство.
– Во сколько ужин? – осведомился, не
выдержав искушения, полковник.
– Заруливай к восьми.
Теперь осталось уговорить Катерину приняться
за дело, впрочем, она терпеть не может, когда пропадают продукты, и вчера с
жалостью сообщила, что присланный «Рокамболь» начинает вянуть.
Дома стояла странная тишина. Никого из детей
нет на месте, из собак только толстенький Хучик мирно похрапывает в гостиной.
Старухи ушли гулять в лес, прихватив с собой пита, ротвейлера, пуделя и
йоркширицу. Хучик, обладатель коротеньких кривоватых ножек, не большой любитель
пеших променадов. Близнецы ползали в огромном манеже, который вынесла в сад
Серафима Ивановна.
Я растянулась на кровати, пытаясь сложить в
уме куски известной информации. Время идет, а ничего не проясняется. Скорее всего
Ивану Михайловичу придется вводить в действие свой план.
Послышался стук каблучков, и в спальню влетела
раскрасневшаяся, прехорошенькая Зайка. Плюхнувшись в кресло, она немедленно
стала отчитываться о проделанной работе.
Антон вернулся часа через полтора и позвал
погулять. Сначала они бродили по центру, потом кавалер пригласил даму на
выставку, где, проявив завидную эрудицию, прочитал целую лекцию об авангардном
искусстве. Завершился день в маленьком уютном ресторанчике «Сбитень». О себе
мужчина говорил с охотой. Живет на Полянке вместе с престарелым отцом. Мама
давно скончалась. Имеет собственную фирму копировальной техники, по образованию
инженер, окончил МАИ. В Подмосковье построил дачу, но жить там некому, так как
Антон никогда не был женат. На Зайкино «почему?» ответил просто: никого не
любил, а расписываться только для того, чтобы завести семью, не хотел. Потом он
поинтересовался Ольгиной биографией. Наученная мной Зайка не стала вдаваться в
подробности, сообщив только, что замужем и имеет двоих детей. Еще посетовала,
что муж грубый и невнимательный, настоящий чурбан, а мамаша его просто
баба-яга.
Поболтав еще о том о сем, они расстались,
договорившись о встрече завтра в двенадцать часов дня возле «Макдоналдса» на
Тверской.
– Ладно, – сказала я, – завтра
все-таки попробуй узнать его адрес или хотя бы телефон.
– Да я попросила дать мне его
номер, – сказала Ольга, – а он наврал, что в его районе поврежден
кабель, и попросил мой.
– И ты, конечно, выложила… –
покачала я головой.
– Домашний, не мобильный, да
предупредила, что может подойти свекровь или муж, так что он вряд ли станет
звонить.
Мне очень не понравилось, что Антон получил
номер нашего телефона.
