Здешние полицейские не так снисходительны, как в городе, они вроде тех, что бывают на американских шоссе. Это народ суровый, знающий свое дело, с ними лучше не спорить и тем более не торговаться.
Побьют.
Не пристегнулся? Триста тысяч лир. Задние фары не горят? Двести тысяч лир. Не прошел техосмотр? Отберут машину.
Макс (Массимилиано) Францини все это прекрасно знал, этой дорогой он с родителями ездил по меньшей мере десять раз в год, на море в Сан-Фолько (у семьи Францини был загородный дом в комплексе «Агавы», прямо напротив отеля «Изола Росса»), а его отца, профессора Мариано Францини, главного ортопеда в клинике Джемелли в Риме и владельца пары клиник у кольцевой дороги, пару раз останавливали, и ему пришлось заплатить бешеный штраф за превышение скорости.
Только вот в ту ночь Макс Францини, который две недели назад отпраздновал свое двадцатилетие, а права получил меньше трех месяцев назад, сидел за рулем «мерседеса», способного выжимать двести километров в час, а рядом с ним была Мартина Тревизан, девушка, которая очень ему нравилась, и он выкурил три косяка, и…
«Такой ливень, полиция вряд ли будет ставить патруль. Это давно известно».
…дорога была пуста, не уикенд, римляне не разъезжаются в отпуск, нет причины, чтоб не разогнаться, и Макс хотел как можно быстрее приехать в загородный дом, и машина отца, разумеется, вовсе не препятствовала осуществлению его мечты.
Он размышлял, как бы провести эту ночь с Мартиной.
«Я расположусь в комнате мамы и папы, а потом спрошу ее, хочет она спать одна в комнате для гостей или со мной на большой кровати. Если она согласится — дело сделано. Значит, она согласна. Мне и делать почти ничего не надо. Мы ляжем в постель и… А если она скажет, что хочет спать в гостевой, это хуже. Хотя это совсем не значит, что она не согласна, может, она просто стесняется. Тогда я ее спрошу, не хочет ли она посмотреть видик в гостиной, и тогда мы залезем на диван с одеялом, а потом поглядим, как пойдет…»
У Макса были проблемы в отношениях с девушками.
Поухаживать, поболтать, посмеяться, сходить в кино, позвонить и тому подобное — запросто, но едва доходило до дела, то есть до поцелуя, он терял всю свою уверенность, страх быть отвергнутым охватывал его. И он трусил. Как последний слабак. (В теннисе у него было что-то похожее. Он мог часами успешно отбивать удары и слева и справа, но, когда приближался конец игры, его охватывала паника и он отправлял мяч в сетку или за пределы поля. Он мог рассчитывать на победу, только если соперник допустит ошибку.)
Для Макса завязать отношения было все равно что прыгнуть с вышки. Ты подходишь, смотришь вниз, возвращаешься и говоришь, что не можешь, пробуешь еще раз, не решаешься, мотаешь головой, а когда все остальные уже прыгнули и им надоело тебя ждать, ты, перекрестившись, закрываешь глаза и с воплем бросаешься вниз.
«Катастрофа».
Дурь не помогла ему привести мысли в порядок.
А Мартина закурила еще один косяк.
«А не много ли девочка курит?»
Макс понял, что они едут молча от самой Чивитавеккьи. Он с этого курева маленько отупел. «А это нехорошо». Мартина может решить, что ему нечего сказать. Но это не так. «Зато музыка есть». Они слушали последний диск «REM».
«Ну ладно, сейчас я ее спрошу».
Он собрался, приглушил музыку и спросил нетвердым голосом:
— Ты больше любишь русскую литературу или французскую?
Мартина затянулась и не выпустила дым.
— В смысле? — прохрипела она.
Она была худенькая, на грани анорексии, стриженные коротким ежиком волосы выкрашены в ярко синий, пирсинг на нижней губе и брови, черный лак на ногтях. На ней было платье фирмы «Бенеттон» в синюю и оранжевую полоску, черный свитер с вырезом спереди, куртка из оленьей кожи и армейские ботинки, разрисованные зеленой краской из баллончика; ноги она положила на панель.
— Каких писателей ты любишь больше? Русских или французских?
Марина фыркнула.
— Извини, конечно, но это идиотский вопрос вообще-то. Слишком общий. Если ты спросишь, какая книжка мне больше нравится, та или эта, я могу ответить. Если ты спросишь, кто лучше, Шварценеггер или Сталлоне, я могу ответить. Но когда ты спрашиваешь, какая литература мне больше нравится, русская или французская, я не знаю… Слишком общо.
— А кто лучше?
— В смысле?
— Ну, Шварценеггер или Сталлоне?
— По-моему, Сталлоне. Однозначно лучше. У Шварценеггера вообще нет таких фильмов как, например, «Рембо» или «Рокки».
Макс немного подумал.
— Правда. Зато Шварценеггер играл в «Хищнике», это шедевр.
— Тоже верно.
— Ты права. Я правда задал тебе типичный идиотский вопрос. Вроде того, как спрашивают, что тебе больше нравится, море или горы. По-разному. Если считать, что море в Ладисполи, а горы в Непале, то я предпочитаю горы, а если море в Греции, а горы в Абетоне, то я предпочитаю море. Так?
— Так.
Макс сделал музыку громче.
Макс и Мартина познакомились этим утром у доски объявлений кафедры современной истории. Они разговорились о предстоящем экзамене, о том, сколько всего надо выучить, и поняли, что, если они не будут пахать как каторжные, в следующий заход они его не сдадут. Но больше всего Макса удивила податливость Мартины. До этого за целый год в университете он так и не смог познакомиться ни с одной девушкой. Впрочем, на его курсе все были страшные, с жирной кожей, к тому же зубрилы. А эта оказалась ужасно милая и даже выглядела неплохо.
— Кошмар… Я никогда не сдам, — сказал Макс, изобразив крайнее отчаяние. На самом деле он уже неделю как решил, что пойдет сдавать в следующий заход.
— Не говори… Я-то точно завалю и пойду пересдавать через два месяца.
— Единственный способ сдать — поехать на море заниматься. Запереться в спокойном месте, — он перевел дух и продолжил: — На море, одному — это классно. Можно оторваться.
И на фига он это ляпнул?
Чем ехать на море в одиночку, он лучше бы себе позволил два пальца на руке отрезать. Но он ляпнул это так, наудачу, как рыбак закидывает крючок с хлебом и сыром для тунца.
Никогда не знаешь, вдруг повезет.
И правда, тунец клюнул.
— А можно с тобой? Я не помешаю? Я поругалась со своими, не могу больше… — непринужденно спросила Мартина.
Макс онемел, а потом, еле сдерживая восторг, милостиво согласился:
— Конечно, нет проблем. Если тебе удобно, поедем сегодня вечером.
— Чудно. Хоть позанимаемся.
— Ясное дело, позанимаемся.
Они встретились ровно в семь на станции метро «Ребиббья», недалеко от дома Мартины.
