Без предупреждения.
Боль поразила ее внезапно, как электрический разряд, острая, как стекло. И не там, где должно было, а…
«Не-е-ет! Он меня!..»
Она дернулась вправо и одновременно распрямила левую ногу, ударив Грациано Билью пяткой в кадык.
93
Грациано падал назад. Раскинув руки. Раскрыв рот. Падал на спину.
Бесконечно долго.
А потом погрузился в горячую воду. Ударившись головой о камень. И снова всплыл на поверхность.
Парализованный.
Вокруг была чернота, в которой плясали невесть откуда взявшиеся цветные огни.
За что она меня ударила?
Течение несло его к середине водоема. Он скользил по покрытым водорослям камням, как дрейфующее судно. Пятки тащились по илистому дну.
Должно быть, она попала в одну из тех особых точек, удар по которым обращает человека в неподвижный манекен, одну из тех точек, которые известны японским мастерам боевых искусств.
«Как странно…»
Он соображал, но не мог пошевелиться. Он чувствовал, как холодный дождь капает ему на лицо, и понимал, что теплый поток несет его к водопаду.
94
Флора присела у камня.
Дядя Армандо плавал в центре озера. Это не мог быть он. Дядя Армандо живет в Неаполе. Это Грациано. Но ей по-прежнему виделся живот дяди Армандо, торчащий, как островок, среди серного пара, и его нос, разрезающий воду, как акулий плавник.
И вода уносила дядю Армандо — или кто он там.
Дядя Армандо/Грациано с трудом поднял руку:
— Флора… Флора… Помоги мне…
«Нет, я не буду тебе помогать… Не буду тебе помогать…»
«Флора, это не дядя Армандо.»
Ну вот, наконец-то мама снова заговорила.
«Он мерзавец. Он пытался…»
— Флора, я не могу двиг…
«Он упадет в водопад…»
— Помогите! Помогите.
«Шевелись. Давай. Не дури. Живо!»
Флора на четвереньках сползла в воду. Она хваталась за ветки деревьев, чтобы ее не унесло. Но вот один сук обломился, и она оказалась на глубине; барахталась, отплевывалась, а течение уносило ее. Она пыталась вернуться на берег, но безуспешно. Оглядевшись, она увидела Грациано всего в паре метров от водопада. Он зацепился за камень, но рано или поздно течение снова захватило бы его и уволокло вниз, в пучину.
— Флора! Флора! Ты где? — Грациано звал, как слепой, сбившийся с дороги. Немного взволнованно, но без тени страха. — Флора!
— Я тут, ид… — Она глотнула мерзкой воды. Откашлялась и снова бросилась к центру озерца, гребя руками, пробралась между двумя торчавшими из воды камнями и уцепилась за подводный камень.
Грациано был в метре от нее. Водопад — в трех.
Флора протянула руку; чуть-чуть, черт побери, совсем чуть-чуть, всего каких-нибудь проклятых десяти сантиметров ей не хватило, чтобы схватить Грациано за торчавший из воды большой палец ноги.
«Я не могу его потерять…»
— Грациано! Грациано, вытяни ногу. Мне не дотянуться! — заорала она, пытаясь перекричать грохот водопада.
Он не отвечал («Он умер? Нет, он не может умереть!»), но потом до нее донеслось:
— Флора!
— Да! Я тут! Ты как?
— Ничего. Я, кажется, ударился головой.
— Извини. Прости. Я не хотела! Мне так жаль.
— Нет, ты меня извини. Я был не прав…
Эти двое, у самого водопада, посреди несущегося потока, извинялись друг перед другом как две пожилые дамы, забывшие послать друг другу рождественские открытки.
— Грациано, вытяни ногу.
— Сейчас попытаюсь.
Флора протянула руку. А Грациано — ногу.
— Я тебя держу! Я тебя держу! Грациано, я тебя держу! — крикнула Флора, ей хотелось смеяться и вопить от радости. Она держала его за большой палец ноги, она его поймала. Покрепче уцепившись за камень, она потянула его и притащила к себе, вырвав у течения, и, когда наконец он оказался рядом, она обняла его, а он обнял ее.
И они целовались.
11 декабря
95
В первые часы 11 декабря метеорологическая ситуация улучшилась.
Сибирский циклон, расположившийся над средиземноморским бассейном и обрушивший холод, ветер и дождь на весь полуостров и Искьяно Скало в частности, был вытеснен фронтом высокого давления, идущим из Африки, который очистил небо, и теперь оно было готово к новой встрече солнца, пока еще не поднявшегося над горизонтом.
96
В четверть девятого утра Итало Мьеле выписали из госпиталя.
Со своим разбитым носом и двумя фиолетовыми кругами вокруг глаз он напоминал старого боксера, который многих отправил в нокаут, прежде чем рухнуть на настил.
За ним приехали сын и жена, погрузили его в машину и отвезли домой.
97
Примерно в то же время Алима сидела в большом зале аэропорта Фьюмичино вместе с сотней других нигериек. Сидела, скрестив руки на животе, и пыталась уснуть.
Она не имела ни малейшего представления о том, когда ее рейс. Никто не взял на себя труд сообщить нелегалам о времени их вылета. Но в любом случае рано или поздно она окажется на борту.
Ей хотелось горячего молока. Но перед автоматом выстроилась километровая очередь.
Она вернется в свою деревню и увидит троих детей — единственное слабое утешение.
А что потом?
А что потом, ей и знать не хотелось.
98
Лючия Палмьери лежала в своей кровати. Жива-живехонька.
Флора облегченно вздохнула.
— Мамочка, как ты?
Сегодня ночью ей опять снились серебристые коалы. Они несли на плечах труп ее матери вдоль пустынной Аврелиевой дороги. А по сторонам были камни, кактусы, койоты и гремучие змеи.
Флора проснулась, уверенная, что мама умерла. Выскочив из постели, она побежала в ее комнатку, зажгла свет…
— Мамочка… Прости меня. Я знаю, уже поздно… Ты, наверное, проголодалась? Сейчас покормлю тебя.
Она бросила ее. На целую ночь мать перестала владеть ее мыслями.
Флора приготовила пюре. Накормила мать. Убрала за ней. Причесала ее. И поцеловала.
А потом встала под душ.
Кожа и волосы пропахли серой. Пришлось сполоснуть их несколько раз, чтобы избавиться от неприятного запаха. Приняв душ, она вытерлась и осмотрела себя в зеркало.
Лицо осунулось. Под глазами круги. Но таких сияющих и живых глаз у нее прежде не было никогда. Она не чувствовала усталости, хотя спала всего пару часов. И опьянение прошло, не оставив неприятных последствий. Втирая в кожу увлажняющий крем, она обнаружила на ногах и спине болезненные царапины и синяки. Должно быть, она их заработала, когда ее отшвырнуло течением на камни. Еще у нее покраснели соски. И ныли кончики пальцев.
