По причине полной глухоты старик и ухом не повел и продолжил размахивать оружием направо и налево, целясь в сторону надвигавшихся на караван зарослей.
“Мы сваляли дурака, пойдя на поводу у Кьятти”.
Мало того что они теснились вчетвером на одном квадратном метре с этим безмозглым старикашкой, но еще и их слон шел во главе каравана, поэтому приходилось увертываться от низких веток. Но писатель терзался и более изощренными муками. Ему казалось, что с него стерся лоск, и теперь он не такой блистательный, как обычно. Не исключено, что Ларита дала обещание о встрече из одной лишь вежливости – как согласилась участвовать в охоте, чтобы не обидеть Кьятти. Невероятно, но он снова чувствовал себя неловким подростком лицейских времен. Тогда в нем не было и в помине нынешней предприимчивости и нахальства, он не был старым пройдохой и волокитой, а лишь неуклюжим очкариком с копной всклокоченных волос, вечно ходившим в растянутых до колен свитерах и нестираных штанах. Все его попытки подцепить девушку заканчивались фиаско. Он строил изощренные планы того, как “нечаянно” познакомиться с объектом интереса. Юный Фабрицио терпеть не мог показывать свои чувства, поэтому хотел, чтобы девушка сама сделала первый шаг. Он устраивал засаду у подъезда жертвы и делал вид, что оказался там случайно. Он нарочно игнорировал девушку или хамил ей, чтобы та обратила на него внимание. Прокручивал в голове блистательные диалоги а-ля Вуди Аллен, в которых он бы выглядел обаятельным нескладехой.
Теперь, стоя напротив Лариты, он чувствовал себя неуклюжим и неловким, как в годы юности.
– Пригнись! – крикнула певица.
Чиба наклонил голову и едва успел уклониться от ветки, торчавшей прямо у них на пути. Она с размаху хлестнула по лицу Чинелли, сбив его с ног. Очки слетели, а ружье воткнулось Чибе под мышку.
– Ай, черт… Кончайте шутить с этой штукой! – Писатель вырвал ружье у того из рук. – Оно к тому же заряжено. Если случайно спустите курок, вы меня убьете!
Мальчик стал защищать дедушку:
– Кем вы себя вообразили? Тоже мне, герой! Нападать на пожилого человека!
Ларита дала внуку носовой платок. Мальчик стал промокать царапины на лице у деда, тот стоически терпел.
Сзади кто-то крикнул:
– Эй! Поживее вы там! Что за похоронная процессия!
Чиба обернулся к идущему следом слону. В корзине находились Пако Хименес де ла Фронтера и Миша Серов со своими половинами.
Фабрицио жестом сделал знак не кипятиться.
– Мы, что ли, виноваты? Слоном управляет индиец.
– Индиец, филиппинец! Скажи ему, чтобы прибавил шагу, – сказала подружка русского вратаря Мариапия Мороцци, бывшая теледива.
Ларита тоже обернулась.
– Это же слон, понятно? Если хотелось скачек, надо было выбирать охоту на лис.
– Yo te quiero , señorita! ¡Por la virgen de Guadalupe! Movete quel culone!
[26]
– заорал аргентинец. У него был остекленевший взгляд и приклеенная улыбочка конченого кокаиниста.
– Эй, красавчик! – вступился за девушку Чиба. – Потише. Не хами!
– Desculpe es un gioco
[27]
… – Пако Хименес с нервным смешком поцеловал свою подружку, Тайю Тестари.
– Простите! – раздался голос с третьего слона. – У кого-нибудь есть бонин? – Это взывал Фабиано Пизу, знаменитый актер из телесериалов. Зеленый, как стручок фасоли, глаза навыкате. Вместе с ним в корзине были его друг, магрибский стилист Халед Хассан, директор редакции телесериалов группы каналов РАИ Уго Мария Рисполи и киноагент Елена Палеолог Росси Строцци. – Так что? Есть у кого-нибудь бонин или что-нибудь еще от укачивания?
– Нет… Могу дать “марс”, – отозвался Миша.
В корзине четвертого слона должны были ехать Кашмир и его Animal Death – металлисты из Анконы, прогремевшие на фестивале в Кастрокаро. Но корзина казалась пустой. Из нее высовывался только армейский ботинок. Все четверо отлеживались на нижней палубе, накачавшись алкоголем и таблетками.
“Я вас всех ненавижу”, – сказал себе Фабрицио Чиба.
Он чувствовал себя беззащитным и растерянным, как иностранец в иммиграционной службе комиссариата полиции. Верхом на слоне он был как в клетке. Его секрет состоял в том, чтобы скользить на близком расстоянии от жизни, чтобы иметь возможность с сарказмом наблюдать человеческое убожество, – не позволяя, однако, вовлечь себя в ее поток. Вместо того он оказался посреди дикого балагана и не ощущал большой разницы между собой и этими шутами. И все это на виду у Лариты. Лучше погрузиться в отрешенное молчание, как пристало писателю.
Он с задумчивым видом уставился в затылок филиппинцу, продолжавшему хлестать по шее животное. Тропа становилась все уже и темнее, следов тигра не наблюдалось. Последние лучи солнца скользили по траве. Слышались странные выкрики, то ли птиц, то ли обезьян.
С третьего слона донесся жалобный стон. Лицо Пизу окрасилось в цвет желтой охры.
– Пожалуйста, дайте мне… таблетку… пластырь… банан… умираю.
– Баста! – не выдержала подружка русского футболиста. – Ты же крепкий орешек, терпи. Нет у нас ничего.
– Вы смеетесь, а я… – Несчастный не сумел докончить фразу, потому что изо рта хлынула фонтаном желтая рвота, забрызгав шею погонщика слона.
Филиппинец обернулся.
– Чтоб ты сдох! – Он стряхнул с тюрбана салат из кальмаров и спизулы. – Какая гадость! – И хлестнул телезвезду кнутом по лицу.
– Аааа! – взвыл Фабиано, вывалившись из корзины и летя в огромную лужу прямо под ноги слону.
– Hombre in mare!
[28]
– закричал Пако Хименес де ла Фронтера.
Если не считать Халеда Хассана, в отчаянии протягивающего руки к совершившему жесткую посадку другу, никого особенно не беспокоила участь бедняги Пизу. Слоны тем временем, повинуясь древней мудрости, продолжили неспешный марш, бросая на произвол диких обитателей парка исполнителя главной роли в сериале “Маркиза Кассинская”.
45
Лидер Зверей Абаддона был полон энергии, он шел навстречу смерти, и бок о бок с ним шагали его верные Звери. Он обернулся сказать им, чтобы они завели гимн Сатане, и увидел Мердера и Сильвиетту: они двигались спокойные, рука в руке, словно на загородной прогулке.
“Счастливчик”, – сказал себе Мантос.
* * *
Саверио Монету за все сорок лет жизни никто так не любил. До Серены у предводителя Зверей была только пара романчиков в смутное время школы бухучета. Ничего серьезного, историйки на пару недель, когда сходишься с девчонкой только затем, чтобы не так жалко выглядеть в глазах товарищей.
