В 1899 - 1904 годах Манн пережил своей
первый и единственный "взрослый" мужской роман с художником Паулем
Эренбергом, на год моложе писателя. Любовь была взаимной. Но отношения с
Эренбергом были сложными. Помимо разницы характеров, Манн не мог принять
однополую любовь за единственно для себя возможную, он хотел иметь семью,
детей, нормальную жизнь. После женитьбы в 1905 г. на Кате Принсгейм, отношения
с Эренбергом прекратились В человеческом отношении брак был счастливым,
писатель глубоко уважал и любил свою красавицу-жену. Но это не избавляло его от
увлечений иного рода.
В 1911 году, отдыхая с женой в Венеции,
писатель был очарован красотой 10-летнего поляка барона Владислава Моеса. Манн
ни разу не заговорил с мальчиком, но описал его, прибавив для приличия четыре
года, под именем Тадзио в повести "Смерть в Венеции" (1913). Когда
десять лет спустя Моес прочитал повесть, он удивился, как точно писатель описал
его летний полотняный костюм. Мальчик тоже хорошо запомнил "старого
господина", который смотрел на него, куда бы он ни пошел, и его
напряженный взгляд, когда они поднимались в лифте; он даже сказал своей
гувернантке, что он нравится этому господину.
Летом 1927 г. 52-летний писатель
влюбился в 17-летнего Клауса Хойзера, сына своего друга, дюссельдорфского
профессора-искусствоведа. Мальчик ответил взаимностью и долгое время гостил у
Маннов в Мюнхене. Хотя между ними не могло быть сексуальной близости в
сегодняшнем понимании, писатель был счастлив. Несколько лет спустя он писал:
"это была моя последняя и самая счастливая страсть". 20 февраля 1942
г. писатель снова возвращается в дневнике к этим воспоминаниям: "Ну да - я
любил и был любим. Черные глаза, пролитые ради меня слезы, любимые губы,
которые я целовал,- все это было, и умирая, я смогу сказать себе: я тоже
пережил это".
80-летний Гете испытывал страсть к
17-летней Ульрике фон Леветцов, а 75-летнего Манна по-прежнему волнует
юношеское тело. В курортном парке он любуется силой и грацией молодого
аргентинского теннисиста: "Подпрыгивающее беспокойство тела во время
бездействия на скамейке, поочередное скрещение ног, закидывание ноги на ногу,
соединение обутых в белые туфли ступней... Белая рубашка, шорты, свитер на
плечах после занятий... Колени. Он потирает ногу, как простой смертный".
Но очарование юности лишь подчеркивает бессилие старости. "Я близок к
тому, чтобы пожелать смерти, потому что не могу больше выносить страсть к
"божественному мальчику" (я не имею в виду конкретно этого
мальчика"). Последней безответной страстью 75-летнего писателя был
19-тилетний баварский кельнер Франц Вестермайер. "Засыпаю, думая о
любимом, и просыпаюсь с мыслью о нем. "Мы все еще болеем любовью".
Даже в 75. Еще раз, еще раз!" "Как замечательно было бы спать с
ним...". Этой мечте Томаса Манна не суждено сбыться, но он превратит
кельнера Франца в очаровательного авантюриста Феликса Круля.
Гомоэротические увлечения Томаса Манна
были несовместимы с его нравственными воззрениями. В его произведениях
однополая любовь всегда приносит страдания и остается невостребованной.
Гомоэротизм Тонио Крегера - знак его посторонности, неспособности органически
войти в обыденный мир, он реализует себя только в искусстве.
Та же коллизия - в "Смерти в
Венеции", которая, по словам автора, "не что иное, как "Тонио
Крегер", рассказанный еще раз на более высокой возрастной ступени"
Знаменитый писатель Густав Ашенбах всю жизнь строго контролировал свои чувства,
но оказавшись после болезни на отдыхе в Венеции, он невольно расслабился,
поддавшись очарованию 14-летнего Тадзио. Ашенбах, как и его прообраз, не посмел
ни подойти, ни заговорить с мальчиком, но он "знал каждую линию, каждый поворот
этого прекрасного, ничем не стесненного тела, всякий раз наново приветствовал
он уже знакомую черту красоты, и не было конца его восхищению, радостной
взволнованности чувств... Одурманенный и сбитый с толку, он знал только одно,
только одного и хотел: неотступно преследовать того, кто зажег его кровь,
мечтать о нем, и когда его не было вблизи, по обычаю всех любящих нашептывал
нежные слова его тени". Одинокая немая страсть разрушает упорядоченный
внутренний мир и стиль жизни писателя. Ашенбах не может работать, старается
выглядеть моложе, унижает себя использованием косметики и в конечном итоге
заболевает и умирает, глядя на играющего вдали Тадзио.
Вся жизнь Германии 1920 - начала 30-х
годов протекала под знаком фашистской угрозы. Как политически вели себя
немецкие гомосексуалы и как относились к ним левые партии, претендовавшие на
роль альтернативы фашизму?
В отличие от анархистов, признававших
полную сексуальную свободу, идейное наследие социалистов в этом вопросе было
пестрым. Фурье исповедовал принцип полной терпимости, призывая построить
"новый любовный мир", где ничто, включая однополую любовь, не
запрещается и не подавляется. Зато марксизм был крайне консервативен. Из
принципа подчинения личного общественному вытекало требование беречь "сексуальную
энергию" и проповедь сублимации всего, что кажется антиобщественным.
Основоположники марксизма не видели в однополой любви ни революционного
потенциала, ни гуманитарной проблемы и охотно использовали соответствующие
обвинения против своих политических противников.
Этот взгляд унаследовали и германские
социал - демократы. Хотя Бебель подписал хиршфельдовскую петицию и стал в 1898
г. первым политиком, выступившим в Рейхстаге с речью за отмену
дискриминационной 175 статьи, отношение социалистов и коммунистов к однополой
любви всегда оставалось враждебным. Лицемерно-пропагандистская, ради
приобретения респектабельности у средних слоев, защита семьи и "моральной
чистоты", переплеталась с искренним "классовым" возмущением гедонизмом
и эстетизмом. Некоторые социалистические теоретики (Вильгельм Райх) считали
гомосексуальность имманентно правым, националистическим и специфически
фашистским извращением. Сходные идеи исповедовала и влиятельная Франкфуртская
школа (Эрих Фромм, Теодор Адорно), пытавшаяся соединить марксизм с
психоанализом. По теории Адорно, типичная авторитарная личность, составляющая
социально-психологическую базу фашизма, - садомазохистский гомосексуал,
испытывающий потребность в том, чтобы беспрекословно подчиняться вождю. Эта
концепция оказала влияние и на левое искусство (фильмы Лукино Висконти
"Сумерки богов" (1969) и Бернардо Бертолуччи "Конформист"
(1971, по одноименному роману Альберто Моравиа).
На самом деле немецкие гомосексуалы
никогда не были идеологически едины. Некоторым из них действительно импонировал
фашистский культ мужественности, дисциплины и силы, они голосовали за нацистов
и охотно шли в штурмовые отряды как воплощение "истинного мужского
сообщества". Но их общий удельный вес среди штурмовиков был невелик.
Тоталитаризм всегда предпочитает настоящих "мачо" тем, кто только
притворяется таковыми.
Нацистская партия с самого начала
относилась к однополой любви враждебно, отождествляя ее с еврейством,
женственностью и "моральным вырождением". В программной декларации нацистов
во время избирательной кампании 1928 говорилось: "Те, кто допускает любовь
между мужчинами или между женщинами - наши враги, потому что такое поведение
ослабляет нацию и лишает ее мужества". Гитлер, разумеется, знал о
гомосексуальности предводителя штурмовиков Эрнста Рема, но пока тот был нужен,
Гитлер защищал его от нападок антифашистской прессы, говоря "Его частная
жизнь меня не интересует". Когда же мавр сделал свое дело,
гомосексуальность стала удобным предлогом для его физического устранения, что и
было сделано 30 июня 1934 г.
