— Разве?
— Вы были погружены в какие-то свои увлекательные мысли. Уж не замышляете ли вы что?
Она молчала, глядя прямо на него.
— Понятно. Вы хотите разжечь мое любопытство.
— А почему вы думаете, что мои мысли имеют отношение к вам?
— Надеюсь, что имеют.
— Вы очень тщеславный человек. Впрочем, вы и на этот раз угадали. Поскольку вы подарили мне такой прекрасный вечер, с моей стороны было бы невежливо думать о ком-то еще.
Глаза Маттео недоверчиво блеснули.
— Только обещайте мне, что это не Бруно. Мне будет неприятно думать, что вы тоскуете по этому ничтожеству.
— Обещаю. На самом деле я вспоминала Томазо, — сказала Холли и томно вздохнула. — Интересно, почему он так быстро потерял ко мне интерес. Вы его друг и можете посоветовать, как снова завоевать его сердце.
Маттео поднял ее руку и прикоснулся к ней губами.
— Великолепно. У вас отличная тактика.
— И стратегия тоже, — заверила она его.
— Не говорите мне, что я встретил женщину, которая знает разницу между тактикой и стратегией.
— Стратегия — это когда врага не видно, а тактика, когда враг перед вами.
— Уж не я ли ваш враг?
— Еще не знаю. А вы враг?
— Все может быть.
Холли посмотрела на него и широко улыбнулась.
— Я так и думала.
Во втором отделении известная певица пела об обманутой любви. Она прекрасно исполнила несколько арий из известных опер, но Холли не растрогалась. Ее сердце больше не было разбито, и она с надеждой смотрела в будущее…
Когда она вышли на улицу, Маттео заметил:
— Сейчас только полночь. У нас есть время для небольшого ужина.
Его слова прозвучали так, как будто эта идея только что пришла ему в голову. Но Холли не удивилась, когда столик в ресторане оказался заказанным заранее.
После нескольких перемен блюд Маттео спросил:
— Может быть, вы бы хотели выпить вина?
— Я бы с удовольствием выпила шампанского. У меня есть на то причина.
Шампанское тут же принесли, и, когда они снова остались одни, Маттео спросил:
— И что мы празднуем?
— Мою свободу. Я не была уверена в ней до сегодняшнего вечера, но теперь уверена.
— Почему до сегодняшнего вечера? Холли, почему вы смеетесь? Я чего-то не понимаю?
В его голосе послышалось раздражение, как будто она задела его за живое.
— Вовсе нет, — поторопилась заверить его молодая женщина. — Просто вы впервые вывели меня в свет. Если вы не боитесь, что вас увидят со мной, значит, мне ничего не грозит.
— Вам действительно больше не о чем беспокоиться. Бруно не представляет собой проблему, поскольку он испарился. Забудьте его. Вы здесь, чтобы развлечься. Когда это было у вас в последний раз? Наверное, когда вы в последний раз видели его?
— Знаете, с Бруно было очень хорошо до поры до времени, но я с самого начала ощущала, что за моей спиной происходит что-то еще. Ну да хватит о нем. Не помню, когда я так хорошо проводила время, как сегодня. Вы открыли мне новый мир. Это была прекрасная идея. И очень практичная.
Маттео с удивлением посмотрел на нее.
— Практичная?
— Конечно. Нам надо поговорить о Лизе, а дома это трудно, потому что она всегда рядом со мной. Вы поступили разумно, устроив эту встречу вне дома.
— Понятно. Я, стало быть, разумный?
— Конечно, это неотъемлемое качество каждого хорошего судьи.
Он с иронией посмотрел на нее.
— Теперь о Лизе. Извините, но для того, чтобы общаться с ней на равных, мне надо больше знать о ее матери.
— Вы можете спросить все, что вам интересно, у самой Лизы, — резко заметил он.
— Маленькая девочка не может знать всего, даже и о себе. Я понимаю, что она пытается увидеть во мне свою мать, но рано или поздно ей придется перестать делать это. Я стараюсь действовать очень осторожно, но в каждой конкретной ситуации мне приходится полагаться на интуицию.
— У вас все прекрасно получается, — похвалил судья. — Книга, которую вы вместе читаете, когда-то принадлежала Кэрол. Она читала ее Лизе, потому что хотела, чтобы наша дочь бегло говорила по-английски.
— Мы с Лизой говорим и по-английски, и по-итальянски, и у нас обеих успехи. Иногда я думаю, что она дает мне больше, чем я ей.
— Я все больше убеждаюсь в том, что вы как раз тот человек, который нужен девочке.
— Но вы нужны ей гораздо больше, чем я.
— Ей нужна мать.
— И отец тоже, — твердо заявила Холли. — Лиза потеряла одного родителя, и сейчас ей особенно нужны ласка и внимание. Вы ее отец и на сегодняшний день — самый важный человек в ее жизни.
— Вы так говорите, как будто меня здесь нет.
— Иногда мне кажется, что вы специально пытаетесь отдалиться от дочери. Если вы хотя бы иногда обнимали ее и говорили, как ее любите, она была бы счастлива. Почему вы никогда этого не делаете?
— Откуда вы знаете? Вы же не всегда видите нас вместе.
— Значит, вы показываете свои чувства, когда меня нет поблизости?
— Нет, я сдержанный человек.
Холли вспыхнула.
— Вы требуете от восьмилетней девочки лишь послушания. Но она должна быть уверена в вашей любви все время, каждую минуту, каждую секунду. Вы нужны ей рано утром и вечером, когда она ложится спать. Обнимайте ее, улыбайтесь ей, проводите вместе больше времени. Вы же делали все это раньше, почему же сейчас это так трудно для вас? Знаю, вы обожаете ее, все говорят…
— Все? Кто это «все»? Полагаю, вы имеете в виду слуг.
Она мысленно отругала себя за нетактичность.
— Не вините их. Они не сплетничали, а старались ввести меня в курс дела, за что я им очень благодарна.
— Давайте оставим эту тему на некоторое время.
— Если бы только мы…
— Уже поздно, и вы, наверное, хотите спать, а у меня завтра трудный день. Официант!
Момент прошел. Официант вызвал такси, и вскоре они уже ехали обратно на виллу. Всю дорогу Маттео напряженно молчал.
И только когда двери виллы закрылись за ними, он тихо произнес:
— Извините.
— Я вела себя бестактно…
— Нет, это я виноват. Есть вещи, о которых мне до сих пор трудно говорить, но я не имел права вымещать на вас негативные эмоции. Хотите продолжить беседу сейчас?
Они стояли в слабо освещенном холле, и его лицо было в тени, но ей показалось, что он готов на откровенный разговор.
