— Маттео, — обратилась она к нему, впервые называя его по имени. — Мне вы верите?
— Конечно, — медленно ответил он. — Вы же знаете, что верю.
Он взял ее за руку.
— Холли, если бы только…
У нее подскочило сердце, когда она услышала его голос. Маттео продолжал сжимать ее руку. Она машинально ответила на пожатие, ожидая чего-то прекрасного.
— Папа!
Они взглянули наверх и увидели сияющее лицо маленькой непоседы.
— Я думала, что вы не приедете домой.
Лиза начала с трудом спускаться по лестнице. Маттео бросился ей на помощь, и она упала в его широко раскрытые объятия.
— Почему ты не спишь в такое время? — нежно пожурил он.
— Я ждала тебя и Холли.
— Я здесь, — промолвила Холли, поднимаясь по лестнице.
— Хорошо, — кивнула девочка.
Она улеглась у отца на руках, и Холли благодарила Бога за то, что он услышал ее молитвы.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На следующее утро судья постучал в дверь Лизы и спросил:
— Ты уже встала?
Ответом был восторженный крик девочки. Когда Холли открыла дверь, Лиза протянула руки, чтобы он поднял ее и усадил в инвалидное кресло, которое сам покатил вниз. Завтрак прошел в очень теплой атмосфере, и Маттео частенько бросал взгляды на Холли, словно ища ее одобрения.
Позже в тот день он позвонил ей.
— Давайте вечером вместе поужинаем, — предложил судья. — Может быть, на этот раз у нас лучше получится.
У нее подпрыгнуло сердце от радости, и она с готовностью согласилась.
Маттео приехал за нею сам и отвез в маленький ресторан, расположенный на возвышенности, откуда открывался великолепный вид на Рим.
На этот раз они избегали говорить на опасные темы, а просто наслаждались едой и легко болтали, как люди, которым не о чем беспокоиться.
— Еще кофе? — наконец спросил он.
— Да, пожалуйста… — Холли осеклась, увидев, что он смотрит на мужчину, помахавшего ему рукой. Ею овладела тревога. — Полиция!
— Не волнуйтесь. Это Пьетро, мой бывший телохранитель.
— Телохранитель?
— Пару лет назад я председательствовал в суде по делу некоего Фортезе. Отвратительный тип, на счету которого не одно уголовное преступление. Он угрожал мне во время заседаний, поэтому некоторое время меня охраняла полиция, но потом процесс закончился, я дал ему тридцать лет, и с тех пор он томится за решеткой.
— Он угрожал убить вас? — спросила Холли. Маттео усмехнулся.
— Забудьте об этом. Такое случается сплошь и рядом. Как вы могли заметить, итальянцы очень эмоциональные люди.
Холли потягивала кофе, ощущая, как мир вокруг нее окрашивается в зловещие краски. С тех пор как она приехала в Италию, все имело привкус опасности. Это была не просто страна красивых ландшафтов и старинных памятников архитектуры, а место, где по-прежнему сверкали стилеты. Здесь страсти были неистовыми, будь то ненависть или любовь. И, что самое странное, ей было здесь хорошо. Она сама словно стала итальянкой.
Самым разумным сейчас было бы поехать домой, но ей не хотелось этого. Она жила интенсивной жизнью, которой не знала раньше, и частью ее новой жизни был мужественный мужчина, сидящий напротив.
— О чем вы думаете? — спросил ее Маттео.
— О многом. Я сильно изменилась после приезда в вашу страну. Я даже начинаю любить ее. Но многое оказалось не таким, как я себе представляла.
— Я рад, что вы с нами, — заметил он. — В тот день, когда мы встретились, я только увидел, что вы можете быть полезной…
— Да. Я поняла это.
— Когда я вижу то, что мне нужно, то стараюсь сделать все возможное, чтобы получить это. Как судья, я к тому же наделен некоторой властью, которая… возможно, не всякому нравится.
— Я не жалуюсь. Мне как раз была нужна твердая рука. Ничто другое не спасло бы меня.
— Но теперь, когда вы с нами, я начинаю сожалеть, что изначально не слишком хорошо вел себя по отношению к вам.
— Лучше всего раздумывать, когда ты победил, — согласилась она.
— Вы смеетесь надо мной?
— Чуть-чуть. Вам очень неприятно?
— Нет. Просто я не привык к этому.
— В последнее время в вашей жизни не так много радости и смеха, верно? — мягко спросила она.
— Как вы, без сомнения, уже заметили, я не могу похвастаться наличием чувства юмора. Когда люди смеются, я всегда думаю, что они что-то увидели у меня за спиной, и не поддерживаю их веселья. Это тоже не слишком приятная черта моего характера.
В ее памяти всплыли фотографии счастливого мужчины с женой и ребенком.
— Почему вы так принижаете себя? У всех есть маленькие недостатки.
— Не пытайтесь подбодрить меня, Холли, — грустно произнес он. — Сейчас я не слишком хорошо о себе думаю по причине, о которой я не могу сказать вам…
— Не хочу показаться навязчивой, но если я могу хоть чем-то помочь…
Холли все больше убеждалась в том, что судья горюет не только из-за гибели жены. Он был похож на человека, который несет на плечах непосильную ношу, то сопротивляясь, то прося о помощи. Ей хотелось обнять Маттео и облегчить его боль.
— Я бы хотел о многом рассказать вам как-нибудь.
— Да, да.
Официант принес кофе. Холли заставила себя улыбнуться.
— На днях мы праздновали вашу свободу. Что вы будете с нею делать? — спросил Маттео после недолгого молчания.
— Я пока останусь здесь. Мне незачем торопиться в Англию. У меня нет близких родственников, нет работы. Я никому не нужна, кроме Лизы. Думаю, это сейчас главное.
Он медленно кивнул.
— Вы созданы, чтобы заботиться о других. В вас есть сила, которая всегда будет притягивать к вам нуждающихся. Это замечательная и очень редкая черта характера.
— И все-таки мне бы хотелось больше узнать о вашей жене. Конечно, я понимаю, что вам тяжело говорить о ней.
— Вряд ли вы понимаете.
— Восемь месяцев — небольшой срок, и вы все еще оплакиваете…
— А вы оплакиваете Бруно Ванелли?
Она на минуту задумалась, потом ответила:
— Я оплакиваю только свои иллюзии относительно него. Ту сказку, которую я сама придумала.
— Иллюзорное счастье. Иногда оно длится достаточно долго…
— Но может быть и скоротечным, — ответила она со вздохом.
Повисла напряженная тишина.
— Значит, вы хотите больше узнать о моей жене?
